Л. Троцкий: Еще о поездке депутата Чхеидзе

[„Начало", № 229, 3 ноября 1916 г. Л. Троцкий: Война и революция. Крушение второго интернационала и подготовка третьего. Том II. Петроград 1922, стр. 207-211]

В № 1 Бюллетеня Заграничного Комитета Бунда (сентябрь 1916 г.) напечатана пространная статья Л. Мартова „Опасность упростительства" в защиту известной кавказской поездки депутата Чхеидзе. Статья, наряду с некоторыми фактическими сообщениями и дополнениями, содержит в себе приуроченную к случаю философию политического действия. Нас интересуют, однако, преимущественно фактические элементы статьи.

Мартов сообщает прежде всего об участии союза русского народа в кавказских погромах на почве дороговизны. Об этом телеграфировал депутату Чхеидзе городской голова Сухума. По словам кавказской марксистской газеты, сухумская полиция, арестовав главу громившей толпы, Карпа Педанова, нашла у него при обыске подписанный В. Пуришкевичем документ, рекомендующий Педанова, как лицо „способное руководить толпой и вести в массах агитацию". На борьбу с этой агитацией и выступил кавказский социал-демократический депутат.¹

„В каком же духе при этом выступал т. Чхеидзе, – продолжает Мартов, – можно судить по тому, что, по словам агентских телеграмм петербургских газет, он „говорил о политическом положении России", а по словам кавказского с.-д. органа („Ахали Квали“) „не оставил ни одной причины дороговизны неосвещенной"; на просьбу же тифлисских буржуа принять участие в народном собрании, созванном городской думой, ответил „предупреждением, что не намерен ограничивать себя в изложении причин создавшегося положения".

Опираясь на эти данные, Мартов не только не согласен признать, что кавказское турнэ Чхеидзе выступает в „плачевном до последней степени виде", но, наоборот, считает, что Чхеидзе безукоризненно выполнил свой социалистический долг. Если же его поездка жестоко критиковалась в социалистической печати, то это между прочим потому, что критики пользовались отчетом „Кавказского Слова", руководимого известным черносотенцем Тимошкиным, и представили читателям „совершенно ложную картину" выступлений депутата Чхеидзе. Насколько ложной является эта картина, позаимствованная радикальными „упростителями" у черносотенной газеты, видно в частности из того, что выступавший рядом с Чхеидзе полковник оказывается отставным офицером Микеладзе, „известным в своем уезде радикальным общественным деятелем", а поп – священником Хундадзе, „привлекавшимся в 1905 году к ответственности за участие в с.-д. движении".

Этими данными исчерпывается первая, фактическая часть статьи. Можно не сомневаться, что статья эта показалась очень убедительной тем читателям, которые были убеждены заранее.

Начать с источника – „Кавказского Слова". Состоит ли руководителем его Тимошкин до сих пор, мы не знаем. Возможно, что и так. Но дело-то в том, что отчет „Кавказского Слова“ есть перевод из грузинской марксистской газеты. Мартов об этом молчит, хотя он прекрасно знает, что это тай, ибо в самом „Кавказском Слове" есть прямая ссылка на грузинскую с.-д. газету, и ссылка эта обошла значительную часть русской прессы. Выходит, что Мартов знает, что делает, когда умалчивает о действительном источнике „черносотенного" отчета.

Но, может быть, „Кавказское Слово" дало ложный перевод? Тогда так и нужно было бы говорить. Но поразительно, что сам Чхеидзе – достаточно заинтересованное лицо! – нигде не выступал с опровержением этого отчета, перепечатанного значительной частью „левой" прессы (в том числе и самарским меньшевистским „Голосом", № 1), – так что русские рабочие узнали о поездке Чхеидзе именно то, что, на основании марксистской газеты, сообщил черносотенец Тимошкин.

Самое поразительное, казалось бы, состоит, однако, в том, что черносотенный орган обнаружил столь исключительную симпатию к выступлениям Чхеидзе, дав место в высшей степени хвалебному отчету б красноречии Чхеидзе, его юморе, убедительности, влиянии на массу и пр. Если т. Мартов старательно подчеркивает, что „упростители" опираются на Тимошкина, почему же он не задумывается над вопросом о том, зачем Тимошкину понадобилось хвалить и рекламировать Чхеидзе? Уж не для того, ли, чтоб дать пищу „упростителям"? Или, может быть, потому, что Чхеидзе выполнил работу, пришедшуюся по душе хозяевам Тимошкина?

Но Чхеидзе – об этом даже агентские телеграммы сообщают – „говорил о политическом положении России". Но Чхеидзе – смотрите! – заявил тифлисским буржуа, что „не намерен ограничивать себя в изложении причин создавшегося положения". Ни агентские телеграммы, ни Мартов не Сообщают нам, к сожалению, что именно говорил Чхеидзе о политическом положении России. Но мы охотно допускаем, что он говорил много хорошего. Никто же не думает, что Чхеидзе говорил свои речи по шпаргалке Тимошкина, – иначе ни сухумским ни тифлисским буржуа не было бы никакой необходимости выписывать социал-демократического депутата для успокоительного воздействия на массы. Но неизвестная ни нам ни Мартову речь Чхеидзе была произнесена им в обоснование единогласно² принятой резолюции. Об этой же последней нам известно – не от Тимошкина, а из марксистского первоисточника – во-первых, что она порицала разгром лавок (сие конечно правильно) и рекомендовала устройство кооперативов и вообще „самодеятельность" против дороговизны, и, во-вторых, что резолюция встретила полное одобрение г. губернатора, который рекомендовал приставам не чинить никаких препятствий к дальнейшему устройству собраний депутатом Чхеидзе. Достаточно одного этого факта, чтоб разрушить всю мозаику Мартова. К сожалению, этот последний, столь обстоятельный на счет „примыкавшего" священника и „радикального" в своем уезде отставного полковника, совершенно молчит о губернаторе. Или, может быть, сей губернатор тоже к чему-нибудь примыкал? Или, может быть, он… отставной? Нет, не похоже: ибо отдает распоряжения полиции не мешать депутату Чхеидзе выяснять голодающим массам „политическое положение России", сохраняя при этом в резерве вещественные аргументы, на случай, если невещественные доводы левого депутата не окажут ожидаемого действия. Мы видим, что Мартов особенно красноречив в тех случаях, когда он о чем-нибудь умалчивает.

В этом отношении наш автор похож, впрочем, на депутата Чхеидзе, который очень хорошо (см. „Кавк. Слово") говорил о „политическом положении", но еще красноречивее умолчал в рассчитанной на единогласие резолюции о тех элементарнейших лозунгах, которые только и могли оправдать его выступление. Ибо – тут Мартов согласится с нами – если бы Чхеидзе не припрятал своих лозунгов, то не было бы ни губернаторского поощрения, ни тимошкинского отчета, ни агентских телеграмм, вообще всей этой демонстрации „священного единения". А к этому-то ведь и сводится вопрос!

Все те банальности насчет „стихийности" и „сознательностй", которые Мартов многословно преподносит по этому поводу с мало мотивированным видом превосходства, должны несомненно встретить полное одобрение редакции „Бюллетеня". Но они не могут скрыть от критического читателя того факта, что Чхеидзе выполнял в своей поездке чужую работу и не вносил в стихийность первейших элементов социалистической сознательности. И именно по тем самым причинам, по которым так довольны поведением Чхеидзе губернатор, тифлисские буржуа, Тимошкин, официальное агентство, уездные радикалы в рясе (и… цюрихские комментаторы?), – мы, с своей стороны, считаем эту поездку скандальным политическим фактом.