Л. Троцкий: „Есть еще цензура в Париже!"

[„Н. С.", № 43, 20 февр. 1916 г. Л. Троцкий: Война и революция. Крушение второго интернационала и подготовка третьего. Том I. Петроград 1922, стр. 178-179]

Когда берлинский судья разрешил тяжбу между Фридрихом Вторым и мельником в пользу мельника, король воскликнул: „Есть еще судьи в Берлине!“. И когда цензура вычеркнула у нас вчера два больших документа, мы воскликнули: „Есть еще цензура в Париже!'.

Собственно говоря, мы и до вчерашнего дня в этом не так уж крепко сомневались. Правда, цензура стала в общем милостивее. Так, нам позволяют совершенно открыто писать, что покойный царь Александр III не придерживался республиканских убеждений, что русские чиновники, если верить „Новому Времени", все еще берут взятки – и не только борзыми щенками, и что русские евреи не являются самыми счастливыми людьми на земном шаре. Не мудрено, если г. Бриан торжественно заявил в парламенте, что во Франции нет цензуры, а есть, всего-навсего „специальный режим" для прессы. Правда, в известном часу в нашей типографии раздается ежедневный вопрос: „готовы ли гранки для цензуры?". Но это очевидное злоупотребление терминологией. Правильнее было бы, – напоминали мы друг другу, -г- спрашивать: „Готовы ли гранки для Специального Режима?". Когда гранки возвращаются, мы с любопытством ищем в них синих пометок г. Режима: там выкинуто слово, там строка, а там смотришь и пять. И хоть иной раз и жалко изгнанного слова – хорошие бывают на свете слова! – но все же говоришь себе: „как-никак, режим много лучше цензуры", и переходишь к порядку дня.

Но вчера нам опять напомнили, что люди смертны, что Кай человек, и что стало быть Кай тоже смертен – при специальном режиме точно так же, как и при цензуре. Синий карандаш прошелся по семи гранкам, не оставив в живых ни единой фразы. Специальный Режим снял накладные бакенбарды и провозгласил: „Не узнаете-с? А ведь это я-с, все та же Настасья-с."¹ Таким образом мдо убедились – и наши читатели вместе с нами,– что есть еще цензура в Париже!..