Л. Троцкий: Недомогание

[„Наше Слово", № 124, 27 мая 1916 г. Л. Троцкий: Война и революция. Крушение второго интернационала и подготовка третьего. Том I. Петроград 1922, стр. 193-196]

Парламент занят вопросом о закрытом заседании (comité secret). Смысл этого тайного заседания в том, чтоб, дав депутатам возможность свободно „объясниться по поводу создавшегося положения, устранить, таким образом, скопившееся „недомогание" (malaise).

Закрытое заседание уже не раз отвергалось министерством, наиболее правительственными группами самого парламента и „верной" прессой, как угрожающее кризисом. Но отвергнутое, оно возвращалось снова; Сейчас же жизнь Франции, в том числе и ее политика, вращается вокруг Вердена, как вокруг оси. И требование закрытого заседания выдвинуто с новой–и на этот раз, повидимому, победоносной силой именно в связи с вопросом о Вердене.

10-го мая появилась таинственная статья в „Matin", сообщавшая, как видно из разрешенной цензурой статьи Эрве („Victoire", 12 мая), будто в первые дни верденских боев главнокомандующий отдал приказ войскам отступить на левый берег Мааса, после чего генерал Пастельно отдал, будто бы, контр-приказ: не отступать! и тем спас Верден. Статья, разумеется, произвела сенсацию и вызвала категорическое официальное опровержение, прошедшее почему-то через министерство внутренних дел. Полемика прессы по этому поводу, превратилась в состязание с цензурой, причем газеты, худо ли, хорошо ли, орудовали аргументами, а цензура–ножницами и даже веревкой: несколько газет были удавлены, правда, лишь на четыре дня. В дело вмешался услужливый Эрве, который, как известно, опаснее врага; он немедленно разъяснил, что сенсационная статья была пущена в ход чрезмерно старательными почитателями Пастельно, разумеется, „без его ведома"; что было бы чистейшей фантазией открывать здесь ход со стороны начальника штаба против главнокомандующего; что отношения Пастельно и Жоффра не оставляют желать ничего лучшего, несмотря на то, что они неодинаково смотрят на святую троицу и непорочное зачатие.

Одновременно, по инициативе Реноделя, состоялось экстренное заседание военной комиссии палаты, которое вынесло, после объяснений военного министра и Бриана, постановление о необходимости „упорядочения" цензуры и о посылке специальных комиссаров на верденский фронт.

Племансо, председатель военной комиссии сената, совершил, тем временем, большую поездку по фронту и привез оттуда „несокрушимые" доказательства той мысли, которую он, в борьбе с цензурой, развивает вот уже больше года: французская армия выше всякого сравнения, но необходимо дать ей отвечающее ее качествам верховное командование. Одно из тех доказательств, какими, в виде замысловатых намеков, орудует Клемансо, проникло в печать уже до его поездки, в связи с именем депутата Абель Ферри: речь идет о том состоянии неподготовленности, в каком находились укрепления северной стороны Вердена накануне немецкого наступления…

Первый день после-пасхальной сессии палаты депутатов вышел в этих условиях очень тревожным. Премьер при первых намеках на щекотливые интерпеляции поторопился поднять перчатку и произнес боевую речь в защиту того не очень нового тезиса, что между министерством и парламентом должно существовать полное единение, особенно теперь, что министерство не может жить без полного доверия к нему и пр. Успех г. Бриана был чисто арифметический. Клемансо счел возможным в отчете об этом заседании писать, что дни министерства сочтены, а старого Тигра можно считать в этом вопросе достаточно компетентным. Во всяком случае, вопрос о закрытом заседании парламента именно после открытия сессии стал со всей остротой. Необходимые для возбуждения инициативы двадцать подписей выросли к 26 мая до 168, так что вопрос может оказаться решенным по существу прежде, чем будет поставлен на голосование в парламенте. Правительство, по словам прессы, относится к тайному заседанию отрицательно, или, по крайней мере, недоброжелательно. Этому можно без труда поверить. Но если верить, с другой стороны, „Rappel“, можно ждать со стороны г. Бриана перемены фронта. На это намекают кисло-сладкие рассуждения „Temps“ и особенно тот факт, что метеорологическая сорока из „Victoire" решительно повернулась в сторону тайного заседания; Эрве намечает для него и порядок дня: вопрос о тяжких ошибках под Верденом от 21–26 февраля; вопрос о причинах неподвижности союзных армий и некоторые другие накопившиеся недоразумения. Но Эрве предостерегает: не позволяйте себе опьяняться воспоминаниями эпохи Конвента. И это его предостережение с таким ярким цинизмом дает отставку социал-патриотическим иллюзиям и революционной фразеологии первого периода войны, что нужно привести цитату целиком: „Конвент опирался на революционные страсти; война против Европы была, собственно говоря, гражданской войной–против всех аристократий и заговора всех автократий; и „Марсельеза" в сочетании с „Карманьолой" была в то время песней гражданской войны. Ныне же мы живем в эпоху священного единения, которое представляет собою полную противоположность революционным страстям…"

Именно поэтому Эрве рекомендует не бить министерской^-' посуды. Какой новый принцип может противопоставить парламент „принципу" г. Бриана? И во всяком случае, „наша исполнительная власть" включает в свой состав людей, которые имеют, по крайней мере, столько же авторитета, как и те, которые претендуют их сменить".

Приходится поэтому подождать, какими таким мерами парламент рассеет политическое „недомогание" двадцать второго месяца войны…