Л. Троцкий: Родные тени

[„Начало", № 1, 30 сентября 1916 г. Л. Троцкий: Война и революция. Крушение второго интернационала и подготовка третьего. Том I. Петроград 1922, стр. 293-295]

На одной и той же странице мы нашли чрезвычайно поучительные, почти символические сообщения о пяти политических фигурах, или точнее сказать о четырех политических фигурах и о… Бурцеве.

Во-первых, речь идет о генерале Думбадзе.

„О подвигах Ивана Антоновича на Кавказе, где он начал службу армейским офицером, – пишет газета, – не было ничего слышно. О подвигах полковника Думбадзе в качестве администратора, главноначальствующего гор. Ялты с 1906 года в течение длинного ряда лет, слышала вся Россия. Его имя буквально не сходило со столбцов газет и журналов. Грузин по происхождению, еще на Кавказе Думбадзе явился сторонником „русских начал“, деятельным членом, вдохновителем и руководителем „союза русского народа". После цензурного пробела газета продолжает: „В Ялте он был настоящим хозяином, рачительным и строгим. Его приказы торговцам и полиции, извозчикам и обывателям были кратки и выразительны. 'Он не любил терять лишних слов и без объяснения высылал корреспондентов неугодных ему изданий, закрывал ялтинские газеты, наблюдал за чистотой семейных нравов в распущенной Ялте".

Смело пишет газета о Думбадзе; но и то сказать: генерал Думбадзе уволен на покой. Повидимому, уволен тихо, без уголовно-бюрократического драматизма: просто признан так сказать административно истощившимся.

Г ораздо хуже обстоит дело с другим доблестным санов-ником…

„Генерал Комиссаров, – рассказывает в телеграмме та же газета, – уволен от должности ростовского градоначальника по третьему пункту, без прошения, в виду ряда заявлений, поступивших в министерство от местных деятелей. Комиссаров служил в петроградском жандармском отделении. Имя его связывалось с Азефом. На данных Комиссарова основывался ответ правительства Думе по делу Азефа".

„Ротмистр Комиссаров" в свое время сверкнул, как пышный хвост при комете – Азефе–и исчез. Обыватель думал: конец ротмистру. Ан ротмистр, подчиняясь законам бюрократического естества, превратился в полковника, полковник– в генерала. На троне ростовском сидел генерал и правил. Но какие-то поступили „заявления" от каких-то „деятелей" (проворовались, ваше превосходительство?), и полетел генерал Комиссаров по третьему пункту).¹

Третье сообщение имеет вид несравненно более скромный:

„Приказом по министерству внутренних дел причисленный к министерству коллежский асессор Манасевич-Мануйлов уволен со службы за истечением срока причисления к министерству".

Какой-то коллежский асессор!–пренебрежительно скажет невнимательный читатель. Но в том то и дело, что не „какой-то", а весьма определенный, Манусевич-Мануйлов –известный в своём роде литератор, писавший в „Новом Времени" статьи за подписью „Маска". Главной его профессией являлся впрочем сыск. За время войны Манусевич приезжал в Париж и, как сообщали, в целях скрепления уз, нанес визит г. Эрве. Но вернувшись в отечество, проворовался. При обыске у него нашли зашитыми в штанах 100.000 руб. Сейчас коллежский асессор отчислен от министерства и временно водворен в тюрьму; что сделано с его штанами, неизвестно.

Было бы однако малодушием со стороны Маски отчаиваться. Ибо никогда неизвестно, в какую сторону может повернуться колесо жизни. Лучше всего об этом свидетельствует карьера священника Восторгова.

„Московским духовенством, рассказывает газета, получена сенсационная новость о назначении прот. Восторгова в Москву епископом в течение ближайших дней. Восторгов уже приехал в Москву. У митрополита Макария состоялось собрание благочинных, которым предложено высказаться, желательна ли кандидатура Восторгова? Благочинные ответили положительно. Отзыв благочинных запротоколен, и прот. Восторгов, получив этот документ, уехал в Петроград".

Вот видите. Чего-чего только не сообщали русские газеты о'священнике Восторгове: и воровал, и подлоги делал, и к тифлисским гимназисткам проявлял отнюдь не пастырские чувства, и не то в убийстве женщины, не то в сокрытии убийства участвовал… казалось бы, человеку на каторге нужно быть, а между тем он собирается в епископы. Не теряйте духа, генерал Комиссаров!

… И на той же самой газетной странице следующая коротенькая телеграмма:

„Приехал в Москву из Петрограда Бурцев для занятий в Историческом музее. Отсюда он поедет в Саратов работать в Радищевском музее".

Неужели полный и окончательный закат? Великий Бурцев, гроза всех шпионов и провокаторов (кроме тех, которые водили его за нос), переезжает ныне из музея в музей, безучастный к судьбе бывшего ротмистра Комиссарова. Что делает Бурцев в Историческом музее? Кто знает: может быть он изучает сданные туда на хранение штаны Манусевича-Маски.