Л. Троцкий: Второй Новый год

[„Н. С.", № 1, 1-го января 1916 г. Л. Троцкий: Война и революция. Крушение второго интернационала и подготовка третьего. Том II. Петроград 1922, стр. 102-104]

Когда ставилось здесь, в Париже, в сентябре 1914 г. ежедневное социалистическое издание, – тогда, под именем „Голоса", – никто не думал, что этому изданию доведется дважды встречать Новый год. Неожиданно (после долгих… ожиданий!) пришла война, вместе с ней пришел катастрофический кризис социализма, все устойчивое рушилось и меньше всего можно было ожидать,, что в этом водовороте всеобщей неустойчивости устоит на ногах в течение полутора лет маленькая газета, которую группа русских эмигрантов, без средств и без связей со своей страной, создала в самые критические часы жизни Парижа. Но газета устояла. Какими судьбами? Это временами нам самим кажется загадкой. Газета почти всегда находилась в состоянии финансового крушения и – жила.

Газета выступала против войны и, прежде всего, против рабски-восторженного преклонения социалистов пред национальным милитаризмом. Так называемые „трезвые умы", то-есть филистеры, которые при помощи своих десяти пальцев подводят бухгалтерские итоги всемирной истории, имели пред собою самое наглядное доказательство „утопичности" нашей позиции. С одной стороны, могущественное государство, которое швыряет миллиард за миллиардом в раскаленную пасть милитаризма – при содействии всех партий и при патетическом одобрении наиболее авторитетных социалистических вождей. С другой стороны, кружки отщепенцев, как наш, создающие на тычке ежедневную газету – при наличности в „кассе" нескольких десятков франков – для аудитории из нуждающихся эмигрантов. „Газета не сможет держаться!" – говорили одни. „Какое значение может иметь сейчас эмигрантская газета?" – дополняли другие. Но газета держалась! И она вошла необходимою составной частью в идейную жизнь разрастающейся международной общины революционного социализма.¹

Республика противопоставила нам свою цензуру. От нас хотели добиться, чтобы мы думали и чувствовали, как „Ншпапйё" В то время, как берлинский кайзер составляет с начала войны необходимый предмет потребления всей прессы, об его „кузенах" республиканская цензура позволяла нам – как о покойниках – либо молчать, либо говорить одно хорошее. Мы избрали первое.

Нам запрещали огорчать не только французских министров, но и русских губернаторов. Более того: цензура взяла под свою защиту французскую социалистическую партию, и только на-днях нам не позволили сказать об идейной тривиальности того социализма, который возглавляется Пьером Реноделем. Мы не могли, сплошь да рядом, печатать речи социал-демократических депутатов Думы, в теченце недель мы не смели произносить имя Циммервальда, а в настоящее время мы не имеем возможности печатать резолюции заграничных групп нашей партии. Газета появлялась нередко в виде ряда белых полос, и читатель, надеемся, поверит нам, если мы скажем, что те полосы, которые из цензурной лаборатории выходили белыми, не были самыми худшими. Во всех тех случаях, когда у цензуры возникало сомнение, она разрешала его против нас: какой смысл церемониться с эмигрантской газетой, издающейся на русском языке!

К этому присоединилась открытая и закулисная травля со стороны социал-патриотов. Утомившись своим долгим отщепенством, широкие круги русской интеллигенции ухватились за войну, как за счастливый повод, чтобы отчалить от одного берега и пристать к другому. Ненависть социал-патриотических перебежчиков к „Нашему Слову" была тем ядовитее, чем ярче оно напоминало им о всей глубине их падения. Не было такой инсинуации, к которой не прибегало бы их умственное бессилие. В некоторые моменты целые тучи удушливой клеветы окружали наше издание и имена наших друзей.

Наконец, надо сказать и то, что не все из наших единомышленников первого призыва шли с нами до конца. Затягивалась война, „разочаровывая" иных социал-патриотов, но затягивался и кризис в социализме, утомляя и пугая своими перспективами иных интернационалистов. Борьба с социал-патриотами приняла осаднозатяжной характер. На обоих неприятельских фронтах выделились элементы, склонные к переговорам и сближению. Идейная непримиримость „Нашего Слова" не может не казаться таким полу-друзьям стеснительной и вредной. Между тем, если есть война, которая должна быть доведена до конца, так это – война с национальной и легалистской ограниченностью в рабочем движении, война с националистическими фальсификаторами социализма. Если где вреден, опасен, прямо губителен „гнилой мир", так это в нашей войне с тем социализмом, который так постыдно капитулировал перед империалистическим государством.

Революционной непримиримости пожелаем мы и себе и нашим друзьям в новом году, который будет для нас годом дальнейшей борьбы. Мы не делаем себе никаких иллюзий насчет легкости предстоящих задач. Но мы твердо знаем, что за истекший год враг стал слабее, а мы – сильнее..Этого достаточно, чтоб оправдать и укрепить наш революционный оптимизм.

С новым годом, друзья-читатели, и – вперед!