Л. Троцкий: Мятеж.

Доклад на 5 Всероссийском Съезде Советов Р., С., К., Кр., Депутатов 9 июля 1918 года, на другой день после подавления происходившего 6 — 8 июля мятежа л., с.-р.

[Л. Троцкий: Как вооружалась революция (на военной работе). Т. 1: тысяча девятьсот восемнадцатый год. Москва 1923, стр. 276-296]

I

Товарищи, в заседании 5-го Всероссийского Съезда Советов произошел непредвиденный перерыв, который был обусловлен последними событиями в Москве, эхо которых еще не заглохло окончательно. Я сказал: непредвиденными событиями, хотя, в известной мере, симптомы их были налицо уже накануне этого Съезда. Если вы помните, — а вы, разумеется, это помните, — первый политический вопрос, которым был открыт настоящий Съезд, касался именно провокации отдельных групп и лиц в области наших международных отношений. 5-й Съезд вынес первой резолюцию, сурово осуждающую те группы, которые считают возможным за спиной Советской власти, в данный момент — за спиной Всероссийского Съезда Советов, решать политические вопросы по собственному разумению и, в частности, пытаться решать, и при том практически, вопрос о том, с кем сегодня Российская Республика доляша быть в мире, с кем воевать. Тогда, когда голосовали этот вопрос, фракция левых с.-р. удалилась из зала заседания, и это удаление было уже, само по себе, глубоко симптоматичным. Оно означало, что, при решении главного, наиболее острого вопроса в области внешней политики, от разрешения которого в ту или иную сторону зависят судьбы жителей Российской Республики и судьба всей революции, партия с.-р., так-вазываемая левая, считает вынужденным выходить, как бы вычеркивая себя из советского списка. Это первое предостережение тогда не было учтено полностью.

6 июля, в 3 часа дня, и около того, этот политический ребус, эта политическая полузагадка нашли свое более ясное и отчетливое выражение в провокационном убийстве германского посла гр. Мирбаха. Это убийство явилось бессмысленным и бесчестным насилием над той политикой, которую проводит Всероссийская Советская власть. Самое убийство было совершено путем использования аппарата Советской власти. Мы имели акт, не похожий на старые террористические акты лучших борцов партии с.-р. Вы знаете все, что мы в прошлом относились к террору отрицательно. Но в то же время мы относились с моральным уважением к тем неподдельным героям, которые в эпоху царизма жертвовали своей жизнью

за жизнь палачей царского режима.

В данном акте факты не только с политической, но и с нравственной стороны представляют собой полную противоположность тому, на что я только что ссылался.

С.-р. объявили себя советской партией. Я говорю о так называемых «левых». Они входили в советские учреждения и пользовались Советской властью, как таковой, и для совершения террористического акта они использовали не свой партийный аппарат, не свои личные силы. Проводя партийные мероприятия, они бесчестно действовали из недр советской организации, имея своей задачей, ради обеспечения своих планов, использовать советские учреждения, или учреждения, стоящие на охране советского режима. И, в частности, чтобы проникнуть в здание германского посольства, они выкрали документы, подделывая подписи лиц, в подчинении у которых они были. И вот, опираясь на выкраденные и поддельные документы, они проникают к германскому послу и производят свой террористический акт. Для чего?... Для того, чтобы, путем убийства германского посла, бросить тяжелый аргумент на ту чашу весов, которая гласит: война.

Таким образом, чтобы вызвать войну, эта группа не считается с мнением Всероссийского Съезда Советов, выраженным вашим голосованием 4-го июля. Для того, чтобы сорвать политику Советской власти, эта группа пользуется учреждениями этой власти, входит в них как советская партия, владея, через правящие руководящие органы ее, Советской властью. Это есть вероломство, подобного которому не знает история, по крайней мере, революционная.

Зто — акт вероломства, который могли совершить только Азефы революции. Азефы,— предварительно они перед вами здесь развили свою точку зрения, точку зрения войны, но, когда вы ее отклонили, они с тем полномочием, которое вы не успели у них отнять и которое осталось у них на руках, пришли в ваше учреждение, — использовали ваше оружие, чтобы парализовать вашу волю. Вот почему я повторяю, что это преступление есть неслыханное во всей революционной истории вероломство.

Вместе с тем, повинуясь той логике положения, в которой она убийством гр. Мирбаха себя поставила, эта группа, действуя, насколько мы можем судить, за спиной ⁹/ю своей партии, оказалась вынужденной немедленно развернуть прямое восстание против Советской власти.

В те часы, когда мы в Кремле собирали первые сведения о том, кто совершил покушение на гр. Мирбаха, когда тов. Дзержинский, со свойствевным ему рыцарством, несмотря на предостережение друзей, взял па себя миссию отправиться туда, откуда, по первым слухам, исходило выступление, чтобы на месте проверить его происхождение, — мы стали получать вести о том, что из отряда Попова выделяются патрули, которые задерживают караулы и отдельных представителей Советской власти. Тов. Дзержинский оказался задержанным в отряде Попова, который был ему подчинен и который на Красной площади, когда я вручал ему зпамя, клялся в верности Советской власти. Он был арестовав при пряной участии виднейших деятелей партии левых с.-р., — Александровича, Карелина, Канкова, Сппрйдоиовой и Черепанова. Через иекоторое время группа вооруженных матросов отряда явилась в комиссию по борьбе с контр - революцией, и мае оттуда бывший член комиссии Сакс, тоже левый с.-р., по телефону сообщил, что она захватила и увела тов. Лациса. Сам был он против, во, очевидно, в полной растерянности покинул Здание Комиссии. К этому времени восстание уже йриняло прямой, открытый характер; левые с.-р. взяли под свое прямое руководство отряд Попова и стали расставлять караулы, патрули и задерживать представителей Советской власти; так, например, был задержан председатель Московского Совета Раб. и Солд. Депутатов тов. Смидович.

Во всех этих действиях была глубокая логика. В первой, внесенной мною резолюции, я спрашивал партию лев. с.-р. считают ли они себя связанными дисциплиной с Советами Раб., Солд. и Кр. Деи. и Съездом Сонетов? Я говорил не только от своего имени, но и от имени коммунистической партии, что мы вотуму Всероссийского Съезда подчиняемся, какой бы он ни был, — по международному вопросу, по вопросу о войне и мире и всякому другому.

Я спрашивал партию левых с.-р.: признают ли и они вотум Всероссийского Съезда Советов и обязуются ли и они считаться с ним в данный момент в остром вопросе о войне и мире? Я на этот вопрос ответа не получил. Это неполучение ответа само собой уже было ответом. Оно означало, что эта группа интеллигенции считает, что в своей политике она опирается на известную часть крестьянства, тогда как в вопросе разрыва Брест-Литонского мира партия с.-р. не опирается ни на какой значительный слой крестьянства. Эта интеллигентская группа, подталкиваемая, подхлестываемая разнузданным общественным мнением буржуазных классов, подстегиваемая неврастенией и ежедневными истеричными воплями с.-р. и буржуазной печати, дала довести себя до состояния исступленности, в котором она сочла, что она сама сможет решать вопрос, ни много ни мало, о том, воевать или не воевать русской земле, подвергать ли Москву и Петроград непосредственной и прямой опасности оккупации или нет? И она эти вопросы решила по-своему, помимо вас и против вас; и при этом она осмеливается ссылаться на вотум лучшего элемента русского народа. Мы противопоставили ей рабочих Петрограда, мы противопоставили рабочих Москвы, мы противопоставили подавляющее большинство Этого Съезда, но она в своем исступлении, подгоняемая буржуазным общественным мнением, игнорировала все. Эта группа хотела знать только общественное мнение кулаков, которые выражали недовольство Советской властью не из-за Брестского мира, а из-за продовольственной политики. Темные элементы деревни выражают недовольство из-за получения недостаточного количества тканей. Они забывают, что рабочие так же мало получали хлеба, что они страдают из-за отсутствия хлеба, во всяком случае, так же, как крестьяне из-за текстильного производства. Правда что наиболее отсталые слои крестьян на этой почве недовольны Советско властью, но что они хотят войны — это ложь. Есть ли хоть один сознательный человек, который в настоящих условиях, сегодня, считает возможным войну с Германией?

И левые с.-р., интеллигентская группа, плоть от плоти буржуазной интеллигенции, на недовольстве рабочих, части рабочих, на недовольстве части крестьян -кулаков — основала свое знамя. Свои интеллигентский колпак с бубенцами они надели на недовольство части народных масс и сказали: «Народ вместе с нами требует немедленной войны с Германией».

Спросите, переспросите сейчас все Советы, сейчас, когда вопрос стал серьезным, когда он был поставлен жизнью ребром, после этого провокационного террористического акта, -не те, разумеется, поддельные Советы, которые сидят по закоулкам, углам и которые ни в чем не помогали отражать германско-гайдамацкое наступление, когда враги подступали к Воронежу, Курску, Брянску, наступали на Дону, где с Красновым ныне идет борьба, где наши красноармейцы отражают атаки, умирают, борются, отстаивая Советскую республику, спрашивайте не тех, которые по закоулкам сосут свою кулацкую порцию, а спросите сознательных солдат, которые прошли школу войны, лучшие элементы Советской власти в наиболее крупных центрах, где население более культурно, где оно оценивает всю международную обстановку, где оно знает, что можно сделать, чего нельзя: спросите на местах, — вы должны, вы после съезда обязаны будете, это сделать: «хотят ли они войны?» И вам все скажут, что те, кто путем террористического акта не через нашу волю, не через напщ сознание, а механически, извне пытались обрушить на нас войну, те действовали, как злейшие враги, как изменники и предатели Советской власти.

Левые с.-р. сами ясно и отчетливо сознавали, ощущали, что перешли фактически в лагерь контр-революции, ибо нет ни одной буржуазной партии, которая не требовала бы войны с Германией, кроме тех, разѵмеется, партий, которые перешли на сторону Германии по соседству с германскими войсками. Все газеты, органы правых с. - р. и меньшевиков, требовали немедленного разрыва Брест-Литовского договора и в то же время бесчестно умалчивали о том, что англо - французские войска сегодня, в настоящий момент продвигаются вперед на Мурманском побережья, и что мы сосредоточиваем там наши силы, чтобы охранять Советскую Республику, как мы сосредоточиваем их на Сев. Кавказе и в других местах против турецкого, гайдамацкого и, в случае опасности, германского наступления, ибо мы везде, в меру наших сил, стремимся отстоять Советскую Республику не только против германских войск, там, где они переходят в наступление, нарушая Брест-Литовский договор, но и против англо-французских войск, которые сейчас пытаются нанести нам предательский удар. Об этом буржуазная печать молчит, тем более молчит и буржуазия. Помогая ей, левые с.-р. попытались нас вовлечь в воину о Германией зная, что эта попытка есть уже сама по себе восстание против светской власти. Вообще, характером, который они придали своему осстанию, левые с. - р. поставили себя в лагере контр-революции. Свой первый удар они направили на председателя Всероссийской Чрезвычайной Комиссии. В этом факте все получило символическое выражение: левые с.-р. арестовывают председателя комиссии по борьбе с контр-революцией, со спекуляцией и с саботажем. Этим одним они показали, в каком лагере они были!

Даже тем из нас в нашей среде, которые склонны были с благожелательной, выжидательной терпеливостью относиться к поведению парии левых С. -р., как таковой, — которые говорили: «Это может быть д льные безумцы и преступники совершили террористический акт, но Ц. К. партии не может быть в этом замешан». Даже таким через час через полчаса после убийства Мирбаха уже было ясно, что дело идет прямом заговоре, о восстании мятежников, организованном под непосредственным руководством Ц. К. партии левых с.-р. И, разумеется, мы не могли, как раньше, отдать в первый момент приказ немедленно изловить для предания суду двух провокаторов, которые пытались путем террористического акта вовлечь нашу страну в войну, ибо был отдан приказ немедленно сосредоточить достаточные военные силы для того, чтобы подавить контр-революционный мятеж, организованный под знаменем Ц. К. партии левых с. - р.

Для того, чтобы в общих чертах ввести вас в ход военной операции, протекавшей в эти дни, я прочитаю вам выдержки из тех рапортов, которые были нам по этому поводу представлены.

Начальник латышской дивизии, бывший полковник генерального штаба Вацетис, человек, стоящий вне политических партий, солдат докладывает, что ему стало известно из правительственных источников что около 9 час. вечера 6 июля отряд Попова сосредоточился в Трехсвятительском переулке; что он состоит из всех родов войск и находится полной боевой готовности; что в составе этого отряда находятся лидеры левых с. - р. По получении этих сведений, стало совершенно ясно что перед нами продуманный, организованный план действия и полная боевая готовность со стороны левых с.-р. к немедленному выступлению. Вацетис дальше дает перечень тех сил, которые находились в распоряжении мятежников, причем относительно главной массы сил показания у него колеблющиеся, и это вызвано тем, что сами мятежники не могли указать точно, какие вовлеченные ими части, действительно, с ними, какие против них какие нейтральны. Он указывает, что пехоты у них было от 800 до человек, артиллерии — тоже, в зависимости от тех же обстоятельств от 4 до 8 орудий, пулеметов 60; кроме того, были бомбометы и ручные

гранаты. Кроме того, было получено сообщение, что некоторые части перешли на сторону поповцев. Внушительная численность отряда, а, главное, полная боевая готовность и сосредоточенное расположение давало нашим противникам, в виду предстоящих действий, большое преимущество для захвата инициативы действий. Ц. К. партии левых с.-р. имел все преимущества в этом деле, ибо он имел на своей стороне преимущества вероломства: все члены ЦК партии левых с.-р. имели всегда, когда этого желали, свободный доступ в Кремль, в частности, доступ к т. Ленину и, стало быть, могли произвести арест, убийство, выкрасть те или другие бумаги, то, что они и сделали в комиссии, председателем которой является т Дзержинский. Они имели эту возможность, ибо, повторяю, за ними было преимущество вероломства, и этим орудием они пользовались по отношению к революционной партии, которую считали или объявляли братской партией.

Задача, которая была поставлена перед военными властями, состояла в том, чтобы, после того, как инициатива попала в руки мятежников, сосредоточить достаточные военные силы для того, чтобы сокрушить их в самый короткий срок. Как отнеслись советские части к своей задаче, на это указывает, в частности, по отношению к некоторым из них, рапорт комиссара латышской стрелковой дивизии тов. Петерсона, известного Здесь многим революционного деятеля.

Предварительно я должен отметить, что в распоряжение Советской власти отдал себя отряд интернационалистов, руководимый старым венгерским товарищем Бела Куном. По этому поводу со стороны левых с.-р. и со стороны крестьянской секции ВЦИК, руководимой ими, была пущена в оборот клевета, будто мы вооружаем германских пленных, немцев, тогда как, на самом деле, нам предложил услуги небольшой, но тесно сплоченный, коммунистический социалистический венгерский отряд, руководимый старым венгерским социалистом, — отряд, который состоит из родных братьев тех венгерских рабочих, которые сейчас своей революционной борьбой потрясают Будапешт и всю Венгрию. Однако, войска не могли быть сосредоточены в течение ночи именно потому, что враги имели преимущество инициативы, и поэтому операции приняли характер дневного боя. Наши части были расположены у храма Христа-Спасителя, на Страстной площади — у памятника Пушкину, на Арбатской площади и затем, разумеется, в Кремле. «К трем часам утра 7 июля, — докладывает тот же Вацетис, — я узнал о том, что главные силы противника остаются пассивными в районе Трехсвятительского переулка, но что за ночь они временно захватили почтамт и пытались захватить электрическую станцию, что им не удалось».

Я не упомянул о том, что в ночь с 6 на 7-е небольшой отряд левых социалистов - революционеров, или поповский отряд, захватил телеграф; Захвачен он был не силой, а вероломством. Солдаты отряда Попова захватили Народного Комиссара почт и телеграфов тов. Подбельского, овладели его автомобилем и в этом автомобиле подъехали к зданию и беспрепятственно проникли туда со своими руководителями. Везде и всюду мы видим один и тот же метод действий: левые с.-р. выступают с фальшивыми паспортами в руках, с паспортами Советской власти, и этим объясняется то преимущество их, слишком мимолетное, которое казалось им очень значительным в первый момент, в тот момент, когда сторонники уже с телеграфа распространяли приказ не доверять более никаким распоряжениям и телеграммам Совета Народных Комиссаров, ибо они вредны для «правящей ныне партии левых «эс-эров».

В дальнейшем боевые операции повернулись следующим образом: левоэс-эровский отряд с телеграфа был вытеснен товарищамп-латышами и отрядом Бела Куна. Все отдельные приказания были войсками выполнены, но так как они ночью шли на сборные пункты, то не успели ориентироваться.

Левые эс-эры открывали огонь по Кремлю. Необходимо отметить, что в данном случае перед нами действия, которые можно назвать символическими: и когда мы из здания в Кремле наблюдали падавшие во двор, к счастью, немногочисленные снаряды, мы говорили себе: Совет Народных Комиссаров является сейчас естественной мишенью для левых с. -р., они подняли знамя восстания против Советской власти и они должны были открыть, в силу логики, артиллерийский огонь по Кремлю, где помещается столп Советской власти.

7-го днем левые эс-эры беспорядочно отступили из района Трехсвятительского пер., рассеиваясь по пути на Курский вокзал. После оставления поповцами вокзала, они не представляли более организованных сил. Для их преследования были предоставлены соответствующие силы в распоряжение т, Антонова. В докладе Подвойского и Муралова рассказывается, что Антонов обнаружил на 12-й версте Владимирского шоссе, по которому отступали мятежники, взорванный броневик с орудиями и на 20-й того же шоссе — орудия, бомбы и т. д. Нами взято всего в плен к 12 час. 8-го июля около ЗОО человек.

Равным образом, были задеряіаны и разоружены отряды левых с. - р., которые направлялись сюда из Петрограда, в несколько десятков человек. Был задержан такясе отряд в 300 — 400 человек, направляющийся сюда с западной пограничной полосы. Была перехвачена телеграмма, в которой рекомендовалась борьба темнили другими рискованными средствами. В Петрограде дело ограничилось разоружением лево-зс-эровских дружин, разоружение прошло быстро, причем при этом в Пажеском корпусе, где это происходило, мы потеряли 10 чел. убитыми и 10 раневыми. В других частях Петрограда разоружение произошло безболезненно и без жертв.

Такова фактическая сторона событий. Она вам ясна. О политической я вам сказал в самом начале своего доклада. Сейчас я должен только подвести небольшие итоги чисто военной стороны. Несомненно, левые с.-р., почти незаметно для Советской власти, сосредоточили значительные силы, но эти силы оказались фиктивными силами. Когда наши арестованные товарищи, Дзержинский, Лацис, Смидович, вступили в общение с отрядом левых с.-р., который их караулил, для них стало ясно, что значительная часть его по своим чувствам, настроениям, стоит на стороне Советской власти, что люди сбиты с толку, не знают, в чем дело, и когда арестованные товарищи открыто и мужественно выяснили им положение, то отряд перешел на их сторону, разоружился и сказал: вы можете уходить. Как-то был арестован один из наших разведчиков, и его вели в штаб с двумя финнами; по дороге, он отобрал от обоих финнов винтовки и бомбы и привел обоих в плен. Очевидно, те, кто шел на борьбу, не обнаруживали особенной готовности бороться с Советской властью. Нам с этой трибуны не так давно, а в то же время уже так давно по отношению к левым эс-эрам, говорили: «не нужно Красной армии, нужны партизанские отряды, не нуясно войны, а нужно восстание». Вот произошло восстание, которого так хотели левые с.-р., но оно оказалось восстанием не против иностранного империализма, а восстанием против Советской власти; для этого восстания приготовили партизанские отряды н они показали свою полную непригодность и, наоборот, преимущество нашей Красной Армии перед ними. Наши части обнаружили громадный моральный и физический перевес. Я говорю о моральном перевесе потому, что операции против левых с.-р. можно было вести так, что отряд Попова потерпел бы очень многочисленные яіертвы, но этот путь был отброшен. Артиллеристы на руках подвезли орудия на 200 шагов, направили их непосредственно на штаб левых с.-р., разгромили его, как теперь нам подтверждают бывшие там товарищи, с поразительной меткостью. Сам штаб левых эс-эров был окружен партизанской атмосферой нерешительности, взаимного недоверия и враждебности. Не было никакой стойкости; несколько метких ударов заставили мятеяшиков удариться в самое жалкое бегство, и мятеж был ликвидирован с небольшим количеством жертв.

Сейчас остается только подвести политические итоги этому мятежу. Этой ягэлкой, постыдной пародии на мятея;. Мы имеем уже массу доказательств, что многие члены партии левых эс-эров с возмущением относятся к авантюре, которая была затеяна за их спиной. Этому мы были свидетелями хотя бы тогда, когда читали заявление левых эс-эров Москвы, негодующих против небольших групп интеллигентов, с зияющей пустотой вокруг, доведших себя до настоящего политического опьянения.

Восставшая оппозиция пыталась достать средства из разных источников: тут было и крестьянство из бедняков, которые чувствуют себя обиженными, что и не удивительно, ибо всем и трудно, и тяжело теперь живется после войны на Руси, а бедняки в своих захолустьях еще не научились охватывать всю политику в целом. Когда им говорят об Украине, они искренно оценивают этот вопрос и искренно сочувствуют Украине, во разве в начале войны, в эпоху царизма, не говорилось точно так же о Сербии, о распятой Бельгии, к которой мы должны итти на помощь? Что мы тогда отвечали? Мы отвечали тогда, что в этой войне вы не освободите ни Бельгию, ни Сербию, ни Польшу!

Кто бы ни победил в этой бойне, мелкие, слабые и отсталые народы будут жертвою сильных хищников и будут растоптаны; и когда нам говорят, что Украина занята, что она распинается контр-революционными империалистами, мы, разумеется, нс хуже всякого зная, что творится на Украине, говорим: освободить Украину может только сила, которая освободит всю Европу и даст возможность свободно дышать Советской России, но превращение нашей Советской России в ту одну единственную силу, которая вмешалась бы в бой империалистов- хищников, которая истекла бы кровью, — зто значило бы: безрезультатно израсходовать тот нравственный капитал, то достояние, которое мы сейчас здесь призваны охранять, в виде власти рабочих и крестьян. Пока мы здесь стоим и смотрим на все удары, мятежи, стоим со знаменем Советской, рабочей и крестьянской власти в руках, теплится и разгорается надежда у рабочих, у всех угнетенных во всех странах. Они говорят: «вот, в труднейших условиях, замкнутые империалистским кольцом, русские рабочие не сдаются, идут с нами. Стало быть, и мы, рабочие всех стран, можем развернуть большие революционные силы и совершить гораздо более великий исторический подвиг, чем молодой русский рабочий класс». С того момента, когда мы вмешались бы в эту проклятую войну по собственной вине, мы были бы последними изменниками по отношению к мировому социализму, ибо наше вмешательство означало бы смертельный удар для Советской Республики. Разумеется, если на нас будут нападать, — все равно, чем бы это нападение ни было вызвано, если бы оно оказалось вызванным жесточайшей провокацией левых с.-р., мы все как один человек, будем обороняться до последней капли крови; об этом

я не должен даже говорить. Мы все будем обороняться против всех хищников, откуда бы они на нас ни наступали, но в то же время мы не скрываем того, что мы ослаблены до последней степени всем предшествующим ходом событий, и что мы против всякой войны.

У революционного класса, когда он сознает, что на него наступают его враги, всегда найдется достаточно революционной энергии, чтобы этому наступающему врагу создать величайшее препятствие, затруднение, и чтобы Заставить израсходовать огромные массы империалистических сил. Но если бы мы сейчас оказались вовлеченными в войну с Германией тем фактом, что убит германский посол, если бы пришлось сдавать Петроград, Москву, — русский рабочий и крестьянин знал бы, что этим мы обязаны не исторической неизбежности, а только провокации левых эс-эров. И я потому говорю, что та партия, которая могла быть так безумна, так. бессмыслена со своей маленькой кликой, кучкой, что стала против воли и сознания подавляющего большинства рабочих и крестьян, — эта партия убила себя в день 6 и 7 июля навсегда. Эта партия воскрешена быть не может!

Если нам не доверяют, если не доверяют русским рабочим и крестьянам? то я спрашиваю, на кого рассчитывают эти авантюристы в борьбе с Германией. Ведь, они затевали не партийную конференцию, не партийный раскол гденибудь на заграничном съезде: они хотели противопоставить Россию Германии и обрушить на нас войну. При этом они не доверяли — кому? Рабочим и крестьянам! Они против них и помимо них хотели вызвать войну, которую должны были вести рабочие и крестьяне, те самые, за спиной которых они организовали свой заговор. Каким путем, какими средствами и силами они вели бы эту войну? Они нам показали это. Они сказали: это будет не регулярная война с Германией, а восстание путем организации партизанских отрядов. Мы видели в Трехсвятительском пер. боеспособность этих партизанских отрядов из того факта, что наш плененный разведчик приводил двух пленных с винтовками, или что после первого снаряда весь отряд рассыпался, говоря, что, если весь штаб удирает, зачем же нам оставаться дальше? И он разбежался по Владимирскому шоссе. И вот такие кучки с такой армией и идеей хотели против вас подняться, чтобы вести войну с Германией.

Как бы этот эпизод ни закончился, опасность того, что эта провокация может достигнуть своей цели, еще не исчезла потому, что крайняя милитаристическая партия в Германии, которую не удовлетворяет ничто, даже Брест -Литовский мир, готова использовать все, как подарок, который ей преподносится со стороны ли правых с.-р., монархистов или левых с.-р. Опасность еще не прошла. Мы не знаем, каковы будут результаты, но мы знаем одно, что после авантюры 6 — 7 июля одной политической партией на Русской земле стало меньше.

Мы явимся вместе с вами всюду к каждому крестьянину и спросим его: хочешь ли ты теперь, сейчас, сегодня, выступить на войну с Германией? Если ты не согласен, то знай, что партия левых с.-р. хотела тебя заставить это сделать, и потому, что мы, Советская власть, считаем, что Это было бы гибельно для тебя, поэтому она пыталась нас представить, как агентов германского империализма, как друзей его крайнего крыла. Она нас изображала, как врагов русского народа только потому, что мы говорили, что русский народ был бы безумным сейчас, если бы по своему желанию открыл ворота войне! Мы пойдем отсюда ко всем крестьянам и понесем им имена тех депутатов, которые здесь одобрили эту бесчестную провокацию. Мы скажем каждому крестьянину в каждом глухом углу в деревне: Иванов или Петров, хочешь ли ты воевать теперь с немцами? И мы посмотрим, как выскажется после этого Советская власть на местах, как выскажутся миллионы и десятки миллионов рабочих и крестьян. Их ответ будет таков яге, как и ваше заявление здесь, что вы остались на той точке зрения, которую мы утвердили на решающем съезде¹: мы войны вести не хотим. За мир мы заплатили ценою дорогих уступок. Мы знаем сейчас, в настоящий момент, какими бесчестными средствами пытается англо-французский империализм втянуть нас в войну, и как наши злейшие враги пытаются захватить города для того, чтобы англо- французскому империализму проложить дорогу. Напрасно! В Ярославле контр-революционные банды окружены нашими войсками, Сызрань, которая была занята чехо-словаками, занята нами. Я, товарищи, не сомневаюсь, что бесчестная авантюра левых с.-р. внесет отрезвление в сознание тех, которые продолжали колебаться и сомневаться и не давали себе отчета, откуда, из какого угла исходит истерический вопль о мире, о том, что мы решили не входить в войну с Германией. Мы не сомневаемся, что и для нашей Красной Армии московские события послужат уроком для укрепления дисциплины. В Красной Армии лучше поймут, что нам нужна армия, построенная по науке, что партизанские отряды — это кустарнические, т. е. ребяческие отряды, что нам необходимо упрочить дисциплину, при которой такого рода авантюра будет больше невозможна. Московский опыт даст возможность всякому солдату понять, что, при отсутствии дисциплины, возможно кровопролитие и братоубийство. Красная Армия есть вооруженный орган Советской власти; она служит не на себя, или не тому или другому кружку, а рабоче-крестьянским целям: воля народа представлена па Всероссийском Съезде Советов, а поэтому, долг Красной Армии — твердо и беспрекословно подавлять тех, которые осмеливаются высказываться против суверенного органа Советской власти. Скажем этой Красной Армии, объясним ей, что здесь перед нами одни и те же звенья, один и тот жепринцип в виде чехо -словацкого наступления на Волге и Урале и продвижения англо- французского империализма с Мурманского побережья и мятежа левых с.-р. в Москве; и хотя жалкое и постыдное покушение на германского посла субъективно связано разно, но объективно все направлено к одной цели, и всем Этим руководит злобствующая буржуазия, печать которой науськивает и натравливает на нас меньшевиков и левых эс-эров, говоря им: «заставьте сделать невозможное, заставьте опрокинуть германский империализм; пусть русский рабочий класс разобьет свое сердце о скалу германского империализма, пока еще он силен».

Вот куда направлены чехо-словаки, англо-французский десант и пр., и нр. Мы скажем Красной Армии, что мы хотим обороняться от войны и, если нам удастся замирение на англо-французском фронте, то запишем в книге, как плюс, что мы достигли мира, что мы хотим быть нейтральными, и что империалисты нас оставили в покое, отошли от нас прочь; этим самым мы сделаем большое завоевание для русского народа. Если белогвардейцы или англичане со своим десантом, и меньшевики, и правые с.-р., и левые с.-р. будут наступать, мы будем обороняться со всем ожесточением. Здесь мы никаких шуток не знаем!

Мы готовы были бы сказать: неужели запутались все эти ребята? Какая жалкая игра зарвавшихся ребят! Я и другие члены Совета Народных Комиссаров говорили: эти ребята - жалкие безответственные люди - не понимают, что говорят. Можно ли относиться серьезно, можно ли видеть Здесь заговор? Но, вместе с тем, ведь, такого рода ребята, провоцируя положение, устраивают восстание, убивают лиц, которые в объективных условиях стоят под охраной Советской власти. Нет! Такого рода ребятам места здесь нет. Здесь идет речь не о судьбе одной группы интеллигентов а о судьбе Советской России, и мы не позволим, чтобы такая ставка была бита чьими бы то ни было выходками. Может быть один метод у Советской власти, проводящей в политике тот принцип, который вами считается правильным и который вы одобряете: кто покусится на Советскую власть не критикой, а действием, тому мы на железо отвечать будем сталью. Мы обязаны власть рабочих и крестьян отстаивать теми силами и теми путями, которые мы знаем, и теми мерами, которыми покушаются на Советскую власть. Советская власть существует и будет существовать и упрочит русскую

революцию для установления европейской и мировой республики труда².

II³

Товарищи, здесь была установлена аналогия, которая на первый, поверхностный, взгляд напрашивается сама собой, — между лево-эсеровским восстанием, или, вернее, пародией восстания, и между июльскими днями в Петрограде, в прошлом году. С тех дней прошло 12 месяцев, но уже одно название текущего месяца, июля, вызывает естественную ассоциацию сходства и аналогии. Об июльских днях говорил нам здесь представитель одной из групп. Я очень хорошо помню те дни; здесь есть не мало товарищей, которые переживали их тогда вместе с нами, и память об этих днях удержалась твердо в их сознании. Что было в июле прошлого года. Тогда рабочий класс, в лице своего авангарда, стремился к власти. Он отдавал себе ясный отчет, что буржуазная, соглашательская власть не может не погубить России. Петроградские рабочие были авангардом рабочего класса, и этот авангард рвался вперед. В этом, с одной стороны, была его миссия, а, с другой, прямая трагедия, складывавшаяся из того, что авангард еще не имел за собою тяжелого резерва в провинции, даже в рабочей провинции, не говоря о крестьянской, и что он наталкивался на сопротивление врагов и подставлял себя под удары.

Разумеется, когда этот авангард, влекомый вперед своим политическим чутьем, но не поддержанный провинцией, попал под удар, наша партия сказала себе: где на рабочий класс сыплются удары, там мы, вместе с ним, должны принять эти удары.

Таков был смысл июльских дней⁴ прошлого года, и я спрашиваю, какой новый класс борется за власть теперь? Пусть нам скажут, какой новый класс в июле 1918 г. в Москве борется за власть против власти петроградских и московских рабочих, потому что, при всем нашем уважении, при всей нашей пламенной братской симпатии к трудовому крестьянству, никто из вас, крестьян, не станет утверждать, что крестьянство сейчас, сегодня, есть наиболее сознательная часть революции. Всякий из вас, кто честно задумается над условиями теперешнего момента, должен признать, что в 1905 году и в годы 1917-1918 рабочие Петрограда и Москвы были передовым отрядом, что они раньше сказали: «земля крестьянам», чем вы, крестьяне, сами сказали это. Они выходили 9-го января 1905 года⁵ с лозунгом: «земля крестьянам», и царь их расстрелял, а крестьянство их не поддержало. Конечно, здесь сказалось влияние векового рабства, темноты, деревенской разобщенности, деревенской неграмотности; это не вина крестьянства, а беда его, но таковы факты.

И вот, я спрашиваю теперь, когда Советская власть в стране установлена, когда она живет и дышит заодно с передовым пролетариатом Петрограда и Москвы, я спрашиваю тех, кто смеет вызывать призрак июля прошлого года, какой новый класс борется за власть ныне, сейчас? Левые эс-эры — это не класс, это — попутчики, которые только пристали к рабочему классу, которые сперва не доверяли ему; когда он вместе с нами в октябре разбивал устои соглашателей, буржуазной власти, они отошли, они стояли в стороне. Когда же рабочий класс овладел властью, они временно примкнули к нам; задача им показалась более легкой. Сперва они не дооценивали силу рабочего класса, затем они не дооценивали силу наших врагов, и каждый раз, когда создавалась особенно опасная обстановка, они отходили в сторону и заводили свою критическую мелодию против нас, занимая позицию слушателей, наблюдателей. Эс-эры — мещанская интеллигенция. Она всегда опиралась на те части мелкой буржуазии, которым трудно было итти с рабочим классом по его тернистому пути.

Вот о каком «классе» можно здесь говорить. Можно говорить только о мещанской интеллигенции, которая пытается, в лице ее небольшой части, сбросить с себя ярмо пролетариата и советскую дисциплину; ей слишком трудно и тесно пережить вместе с рабочим классом его борьбу со всеми муками и затруднениями, пережить их в тех условиях, когда приходится временно мириться с чужестранным насилием. Интеллигенция говорит: а не лучше ли мне отойти к стороне и занять позицию наблюдателя, критикующего, брюзжащего? Если победит рабочий класс, я с ним, если он будет поражен, я скажу: это я всегда предсказывал.

Вот, товарищи, та психология, на почве которой у небольшой группы фанатиков и безумцев, от которой сейчас отшатнулись широкие круги интеллигенции, людей безответственных, могла возникнуть мысль о таком чудовищном опыте, как события 6 и 7 июля.

Нам говорят: да, но вы, вы заявляете, что вся партия левых эс-эров виновата в этом, вы на нее в целом обрушиваете громы вашего негодования и ваших репрессий. И здесь один из ораторов, именно Лозовский, в оглашенном заявлении позволил себе прямое и, я скажу, злостное искажение фактов, когда привел их даже в такую связь: убийство посла Мирбаха и арест всей фракции левых социалистов-революционеров. Это оратор заявил, что второе является последствием первого; как если бы дело было, действительно, так, будто какие-то Блюмкип и Андреев убили Мирбаха а мы, в ответ на это, арестовали партию левых эс-эров. Нет, такое сопоставление фактов есть злостная неправда. Дело было иначе.

Когда произошел террористический акт, то ко мне в Военный Комиссариат позвонил по телефону Председатель Совета Народных Комиссаров, сообщил факт и прочитал свой приказ о том, что какие-то белогвардейцы или анархисты, таково было наше убеждение, чтобы вовлечь Россию в войну, совершили террористический акт, и что предписывается искать их повсюду. Я, с своей стороны, отдал такое же распоряжение. Мы были уверены, что дело идет о прямом и открытом противнике, о честном враге Советской власти. Но через некоторое время мы получили сообщение, что по номеру автомобиля, или по какой-то другой причине, предполагается, что это сделано левыми эс-эрами. О том, что это есть акт Центрального Комитета или партии левых эс-эров, мы не знали, хотя и были предостережения с этой трибуны. Хотя Спиридонова здесь играла револьвером и грозила бомбой, но мы были спокойны и относились к этому, как к ее личному убеждению, не подозревая никакой реальной угрозы, направленной против мирного существования Советской Республики. Когда по первым непроверенным сведениям мы узнали, что дело идет об акте левых эс-эров, мы еще были уверены, что не только партия, но и Центральный Комитет ее ни в каком случае не захотят и не смогут солидаризироваться с этим актом, что они к нему не имеют отношения. Именно этим и определился шаг т. Дзержинского, который он предпринял, узнав о том, что убийцей является Блюмкин, что именно он совершил террористический акт. Что сделал Дзержинский? Он отправился не во фракцию левых эс-эров, а в отряд Попова. У Дзержинского были сведения, что убийца, бывший слугою Советской власти, скрывается здесь; Дзержинский думал, что он безболезненно выяснит вопрос. Вот как было дело. И не в ответ на террористический акт мы арестовали фракцию левых эс-эров. Затем, когда до нас дошла весть, что Дзержинского не вызывают к телефону, что он не подает о себе никаких вестей и что, следовательно, он арестован, и когда нам стали сообщать, что патрули Попова арестовывают советские автомобили и советских представителей, мы приняли меры к тому, чтобы окружить весь театр, так как мы думали, что восставший отряд захочет окружить помещение Всероссийского Съезда. Для гарантии мы заперли фракцию левых эс-эров и окружили стеной надежной защиты. Вот как было дело.

Мы рассудили, что, раз дело идет о восстании, то первою мыслью восставших будет овладеть цитаделью Советской власти. В обычное время такой цитаделью является Кремль, а в эти дни Большой театр, где заседает Всероссийский Съезд. И мы сказали: «заговорщики могут проникнуть сюда, или отсюда они захотят выпустить своих сообщников, — запрем же их на несколько часов и окружим надежной защитой, до выяснения обстоятельств дела».

Затем, когда мы узнали, что Центральный Комитет партии левых эс-эров не только солидаризируется с этим бесчестным убийством, но что даже берет на себя за это ответственность, мы не хотели этому верить. Я — не левый эс-эр, вы знаете и слышали, как мы выступали здесь до акта, и все же для меня было жестоким ударом, что на такое безумное и преступное вероломство мог пойти Центральный Комитет партии, которая считала себя Советской. Мы тогда еще надеялись на то, что, наконец, фракция левых эс-эров отмежуется от своего Центрального Комитета. Вот как стоял для нас вопрос об отношении к действиям левых эс-эров.

Но нам говорят: а почему вы просто не выпустили левых с.-р. на волю? Сделать это, когда они, с ног до головы вооруженные бомбами в Трехсвятительском переулке арестовывают и задерживают Лациса, расстреливают наши патрули и наводят свои пушки на Кремль, когда Центральный Комитет их партии сидит там и руководит операциями против Советской власти? Ну, а если среди этой фракции есть несколько десятков или сотен вовлеченных в восстание, то отпустим их, пусть они помогают расстреливать Кремль, или Большой театр, или наших красноармейцев?

Нет, товарищи, как ответственные советские политики, мы сказать так не могли, и мы сказали: это прямой и открытый мятеж против Советской власти, и в этих условиях есть два ответа да или нет.

Центральный Комитет партии левых эс-эров сказал: «да», он за мятеж. Мы хотели, чтобы фракция левых эс-эров открыто сказала: за мятеж она против Советской власти, с теми, которые хотят накликать на нас войну, или за Советскую власть, которая против мятежников обороняется? Здесь, на улицах Москвы была борьба, до вас докатывались ее раскаты. Мирные обыватели и мирные граждане подвергались риску расстрела, события вовлекали их в гражданскую войну, подвергали их опасности. Нужно было подтвердить, что фракция этой партии, во главе которой стоял Центральный Комитет, все осветивший и организовавший, не стоит в стороне и не говорит ни да, ни нет. Мы потребовали ответа : идете вы защищать Советскую власть, или расстреливать ее? Мы поступили правильно, ибо мы обороняли власть рабочего класса от кучки бесчестных и вероломных мятежников.

Нам указывают, что вся партия не виновата в этом; и Советская власть тоже говорит: вся партия не виновата в этом. Ведь, я в своей речи указал, что ЦК партии левых с.-р. за спиной, вероятно, 90, а может быть, и 98 % своей партии, совершил эту безумную авантюру, и многие представители партии с негодованием отмежевываются от этого возмутительного акта. Здесь мы слышали представительницу Елецкой организации левых эс-эров , выступавшую в этом духе. Ясно, что вся партия в целом, все члены и все организации не могут нести ответственность за действие ЦК. Эти безумцы — темные люди. Но партия — есть партия; она тем и отличается от толпы, что она есть, действительно, организация духовная, а не физическая. Партия — организация сознания. И мы хотим знать от левых эс-эсеров: будут ли они и дальше организовываться под знаменем ЦК, который сыграл уже провокационную роль, или будут организовываться на Советской платформе? Это должна решить каждая группа, идущая с нами, каждая организация, каждый отдельный член партии. Там, где будут производиться попытки захвата несчастных пленных немецких солдат под знамена партии левых эс-эров, — а попытки такого рода были, — мы будем беспощадно карать и пресекать их. Дело, созданное ЦК, дало обильную почву для таких попыток. Там, где будут заявления, что группа солидаризируется с ЦК и сохраняет за собой право в любой момент срывать решения Советской власти, гам мы скажем: этим группам в рамках существующего государства места нет, и быть не может. Советская власть есть власть. Здесь дело идет не о борьбе партий или кружков, как здесь говорил представитель худшего из кружков — максималистов, а о праве рабочего класса и многомиллионного крестьянства держать в руках власть. Власть — это не клуб и не митинг, это — государственная организация. Если ей подчиняются — она власть, если ей не подчиняются, она перестает быть властью. В данный момент перед властью стоит самый острый вопрос — вопрос о войне и мире. Если этот вопрос не может решать власть, а может решать группа, кучка проходимцев, то нет у нас власти; поэтому власть и говорит, что возьмет в железные тиски всяких проходимцев, которые хотят решать за Советскую власть, а воля к власти есть одно из важнейших условий власти.

Товарищи, здесь много говорилось ложных фраз о гражданской борьбе, о всеобщем единении и пр., и пр., с теми, кто считал возможным поднять знамя восстания во время Съезда Советов. Разве я не предупреждал левых с.-р., разве я не выходил на эту кафедру и не говорил, что существуют «опасные элементы». Я не хотел, чтобы левые эс-эры снова сыграли такую роль, как на Курском фронте. Я говорил это, чтобы дать им возможность опомниться. Я вообще, как товарищей, предупреждал их, против такого рода действий в отношении Советской власти. Тов. Ленин здесь же говорил, что Спиридонова — честнейший человек, искренний человек. Но горе той партии, честнейшие люди которой в борьбе вынуждены прибегать к клевете и демагогии! Мы предупреждали их накануне движения, которого мы не предвидели, не могли предвидеть. Вспомните, не сюда ли выходили левые эс-эры, чтобы бросать обвинения рабочим Петрограда и Москвы, приписывать Советской власти всякие гнусности? Тут пошла самая бесчестная травля Советской власти для того, чтобы сделать вас восприимчивее к той авантюре, которая подготовлялась за вашей спиной. А теперь нам говорят о примирении — с кем? Нам называли Александровича, который был расстрелян, и говорили: «Вот жестокий террор». Но, вспомните: Александрович был товарищем председателя Чрезвычайной Следственной Комиссии по борьбе с контр-революцией, спекуляцией и саботажем. Я его знал, и когда встречался с ним, я никогда не спрашивал, левый он с.-р. или большевик; он был авторитетный член Комиссии, и этого было достаточно. Эта Комиссия была одним из наших важнейших органов, боевым органом, направленным против контр-революции. И так как контр - революция уже давно хотела учинить покушение на гр. Мирбаха, то Комиссия имела своей задачей расследование этого дела. Мы принимали в этом участие потому, что обязаны охранять личность представителей иностранных держав вообще, — германского посла точно так же, как мы охраняем американского или английского, ибо удар сюда есть угроза миру и подрыв авторитета Советской власти. Александрович занимался расследованием нитей заговора против Мирбаха. Он работал рука об руку с Дзержинским. И Александрович делает эту Комиссию органом убийства гр. Мирбаха. Он похищает 500.000 руб. и передает их ЦК левых с. - р. на организацию восстания. Он был революционер, и мне рассказывали, что он умер мужественно; он был революционер, но здесь дело идет не о личной оценке, а о работе власти, которая хочет существовать. Вы должны понять, что товарищ председателя Комиссии по борьбе с контр - революцией не может превращать аппарата власти в орудие восстания против Советской власти и не может брать денег для организации восстания. Он не может организовывать восстания и не может арестовывать представителей Советской власти. А он арестовал Дзержинского, своего ближайшего начальника, который доверял ему. Большего вероломства, продиктованного дисциплиной партии, и большего бесчестия нельзя себе представить! Невольно приходится сказать: в таком случае, одно есть средство — это каленое железо, это — прижечь каленым железом, чтобы не было таких примеров, и каленое железо было пущено в ход. Это жестоко? Жизнь — вещь жестокая вообще, и революции, как говорил старый революционер Мирабо, не делают маслом. Если бы левые эс-эры победили вчера, при помощи нашего мягкосердечия, они все равно не были бы у власти. И это должен каждый из вас понять. Левые эс-эры не имеют опоры, особенно в Москве. Здесь есть две партии: это — руководящая Советская партия большевиков, с одной стороны, и контр-революция, с другой. И если бы левые эс-эры оказались той вишневой косточкой, о которой говорил анархист Карелин, и если бы о нее поскользнулись, то власть перешла бы к контр-революции. Вы все сделались бы жертвами контр-революции; здесь было бы настоящее зверство, и железный каток прошел бы по вам.

Я, товарищи, отбрасываю заявление о том, что Советская власть после Брест-Литовского договора оказалась в положении позорном, — так здесь говорил один из ораторов. Только буржуазные филистеры могут видеть позор в том, что угнетенный класс слишком слаб, чтобы свергнуть всех своих угнетателей. В чем состоит позор русского рабочего класса? В том, что он сегодня недостаточно силен, чтобы сбросить всех своих угнетателей. В этом позор? Жалкими болтунами являются те, которые видят позор в мирном договоре. Это есть несчастие, беда, в этом видеть позор могут только прямые агенты буржуазии, или жалкие болтуны. Другой довод, который здесь приводился, состоит в том, что путем мира с немцами мы поднимаем патриотическое настроение среди пролетариата союзных стран. Есть известные доводы, которые повторяются изо дня в день, причем люди, жалкие люди, не читают газет, не знают, что делается в Европе, не читают документов и повторяют одну и ту же фразу. На-днях только был Съезд английской рабочей партии, который большинством голосов, впервые за все время войны, заявил, что он разрывает священный союз со своей буржуазией. Миллион сто тысяч голосов против семисот тысяч. Таким путем произошел разрыв священного союза, который цепями приковывал рабочий класс Англии к его буржуазии, к буржуазному патриотизму. А во Франции та организация, к которой мы вместе принадлежали с Лозовским, организация по восстановлению международной связи, где работали наши друзья Мерргейм, Симано и др., — она только на-днях выпустила манифест, в котором заявляет свой пламенный протест против вмешательства союзников в русские дела и выражает братский привет русской революционной партии большевиков. А в Германии? Если раньше, из-за цензуры, там нас не знали и не понимали, то за последнюю неделю мы имели десятки резолюций, многочисленные документы, в которых лучшие представители германского социализма солидаризируются с нами и говорят: «Разумеется, было бы лучше, если бы мы были так сильны, чтобы сбросить иго империализма и изнутри и извне». Но они прекрасно понимают, что политика, которую мы ведем, нам навязана тем, что рабочий класс всех стран еще не порвал цепей милитаризма. Мы требуем слишком много от русского рабочего класса. Но мы не можем требовать, чтобы он выполнил работу пролетариата всех стран. А этого требуют те, которые говорят о нашем позоре. Они говорят: немецкий рабочий класс в тисках империализма; так вот, русский рабочий класс, бери в руки оружие и иди очищать всю Европу. А мы говорим: нет; эта задача слишком велика для наших сил. Мы постараемся оборониться, удержаться путем выжидания и дождаться того момента, когда и там неизбежно начнется расчистка Авгиевых конюшен империализма. Наши собратья приветствуют нас и призывают к помощи и поддержке.

В заключение, скажу только несколько слов. Здесь на Съезде, в первые дни, присутствовал один товарищ, который явился к нам из плена; он — иностранец и, вместе с тем, русский и, прежде всего, наш брат, потому что он международный революционный социалист. Он слышал наши прения с левыми эс-эрами и сказал: «Есть ли смысл здесь заниматься этим, есть ли смысл во всем этом в такую минуту, в таких трагических условиях?» Это было первое впечатление, которое он здесь получил. И вслед за ним, пожалуй, можно было сказать, что, действительно, не проще ли было отбросить все это и пройти мимо? Но в том-то и дело, что революция — это большая и серьезная машина. То, что сегодня — разногласие, недоумение, — то завтра превращается в гражданскую войну. Спиридонова писала за день или два до Съезда тов. Ленину в духе самой близкой товарищеской солидарности, являлась ко мне в Военный Комиссариат, и мы разговаривали, как близкие товарищи, как собратья по оружию, хотя я прекрасно знал, как шатка партия левых эс-эров в своей политике. Эта партия все больше и больше отделялась от нас, особенно после ухода ее представителей из Совета Народных Комиссаров, и тем все больше и больше подпадала под влияние буржуазной демократии. Нам приходилось говорить на заседаниях ЦИК: «Товарищи левые эс-эры, отбросьте это жалкое и постыдное влияние буржуазной психологии! Нам вас приходится на аркане тащить при всяком крутом повороте, потому что вы не справились еще с буржуазным общественным мнением, и его крики являются для вас не чем иным, как нравственным законом. Отбросьте это». Это я говорил не раз и не отдельным членам партии левых эс-эров. Есть только один контроль над сознанием интеллигентных групп это твердый контроль организованного рабочего класса. Он организован в Советы. Пока левые с.-р., прихрамывая, шли в Советах за большинством, была скрыта их настоящая физиономия. Но когда они сочли себя в праве отделиться и действовать на собственный салтык, тем самым они отделились от рабочего класса и подпали под влияние буржуазии, которая бросила их в форме вооруженного восстания против Советской власти.

Наоборот, товарищи, в настоящее время не относитесь легко ни к одному вопросу политики, который решает, который принимает Советская власть, ибо путем внутренней борьбы, открытой борьбы, она находит лучшее и наиболее обеспечивающее для рабочего класса решение. И отдельные, особенно интеллигентские, несогласные группы должны пересмотреть свой багаж прежде, чем выносить свое знамя, открыто призывая к борьбе. Сегодня — критика, а завтра — гражданская война. Мы ее не хотим. Мы всюду дадим один лозунг. Разъясните крестьянам, как опасен раскол, охраните Советскую власть путем твердой дисциплины и скажите в провинции нашим друзьям, единомышленникам, все. Вместе с тем, мы заявляем: вы, товарищи, члены Всероссийского Съезда Советов, и вы, противники наши, когда выходите на трибуну, будьте осторожны в ваших выражениях. Зачем Лозовский, объясняя репрессии против левых с.-р., как ответ на убийство графа Мирбаха, сказал: мы требуем, чтобы нам сказали о тех требованиях, которые предъявлены Германией Советской власти за работу левых «эс-эров». Я не знаю, для какой бесчестной цели сказал он новую клевету и ложь.

Нет ни одной бесчестной выдумки, чтобы не нашлись какие-нибудь Лозовские, которые, выйдя на трибуну, не стали бы повторять ее перед рабочими и крестьянами. Будьте осторожны с такой бесчестной провокацией. Не становитесь, хотя бы бессознательно, передатчиками такого рода бесчестной клеветы. Наоборот, из этой бесчестной клеветы, из этого тяжелого урока мы можем извлечь для себя кое-какую выгоду. Известный нарыв назрел на периферии Советской власти. Он прорвался сравнительно безболезненно, потому что прорвался в Москве, как центре, где сосредоточено население наиболее сознательное, где находятся хорошие воинские части (В дальнейшем, главным образом, нужно обращать, внимание на то, есть ли внутри организация?). И когда где-либо будут настраивать против Советской власти темное крестьянство, будут говорить про нас, что мы насильники, которые грабят трудовое крестьянство, платят германскому империализму, отправляют ему всю мануфактуру, в то время, когда крестьяне ходят нагими, если такого рода агитация будет вестись, то, знайте, что это есть не что иное, как предвестник завтрашнего взрыва новой гражданской войны. Поэтому вы, представители правящего класса, несете большую ответственность, когда вы, по поручению этого правящего класса, создаете Советскую власть, ваш ответственный, ваш политический орган. И когда вы услышите злостные, клеветнические выпады, когда предвзятый человек будет распространять ложные слухи, возьмите его за руку и скажите: «Советская власть вышла из октябрьской революции и она хочет нам только лучшего. Если она ошибается, мы спокойно поправим ее ошибки на Всероссийском Съезде Советов».

Советскую власть, которую вы создали, надо охранять, и мы будем это твердо делать под тем знаменем, которое вы нам вручили.

Примечание. Выступление левых эс-эров против Советской власти 6/ѴІІ — 1918 г. положило конец тому политическому блоку, который после октября, а частью и до него, образовался на платформе Советской власти и борьбы против буржуазии и соглашателей из коммунистов, левых эс-эров и анархистов.

Эта условная временная коалиция в ходе революции неизбежно должна была распасться, в силу полного социального различия программ ею объединяемых партий.

Первый крах она пережила еще в апреле 1918 г., когда Советская власть, принужденная к этому их дезорганизаторской деятельностью, разоружила и призвала к порядку анархистские организации.

Чтобы рядом с оценкой выступления левых эс-эров, как части после октябрьского блока, дать объяснение того, почему Советская власть, в лице господствовавшей в Советах коммунистической партии, порвала также и с другим компаньоном — анархистами, чтобы установить общий факт распада к июлю 1918 г. Советского блока, — ниже я привожу соответствующее извлечение из моей речи от 14 апреля того же года, произнесенной в одном рабочем собрании и изданной под названием «Слово русским рабочим и крестьянам» к-вом «Жизнь и Знание» М. 1918 г.

(Подробно о разрыве с анархистами смотри «Протоколы В. Ц. И. К. 4-го созыва» И-во В. Ц. И. К. М. 1918 г.)

Меня спрашивают: «Вы себя считаете социалистами-коммунистами, а вот своих товарищей коммунистов-анархистов расстреливаете и сажаете в тюрьму?»

Этот вопрос, товарищи, действительно, заслуживает разъяснения. Мы, марксисты-коммунисты, являемся глубокими противниками анархистского учения. Это учение ошибочно, но за него никак нельзя арестовывать, сажать в тюрьму, а тем более расстреливать.

Я сперва скажу в двух словах, в чем ошибочность анархистского учения. Анархисты говорят, что, дескать, рабочему классу не нужна власть; ему нужно организовать производство. Власть, мол, есть буржуазная выдумка, власть — буржуазная принудительная машина, и рабочему классу брать в свои руки власть не нужно. Это — ошибочно с начала до конца. При организации хозяйства в деревне Нееловке, и вообще на мелких клочках земли, власть государственная, действительно, не нужна. Но при организации хозяйства во всей России, в большой стране, — а как нас ни обобрали, мы все еще страна большая — пужен государственный аппарат, аппарат, который находился до сих пор в руках у враждебного класса — у класса, который эксплоатировал и обирал трудящихся. Мы говорим: для того, чтобы организовать хозяйство по-новому, нужно аппарат государственный, правительственную машину вырвать из рук врагов и взять в свои руки. Иначе — ничего не выйдет. Откуда эксплоатация, гнет? От частной собственности на средства производства.

А кто эту частную собственность отстаивает, поддерживает? Государственная власть, доколе она в руках буржуазии. Кто может частную собственность отменить? Государственная власть, как только она попадет в руки рабочего класса.

Буржуазия говорит: не трогайте государственной власти — это есть священное наследственное право образованных классов. А анархисты говорят: не трогайте это есть адова выдумка, чортова машина, не прикасайтесь к ней. Буржуазия говорит: не трогайте — это священно; анархисты говорят: не трогайте — это греховно. И те и другие говорят: не трогайте. А мы говорим: не только тронем, но и в руки возьмем и пустим в ход в своих интересах, для уничтожения частной собственности, для освобождения рабочего класса.

Но, товарищи, как ни ошибочно учение анархистов, за это ни в коем случае нельзя их преследовать. Многие анархисты являются честнейшими сторонниками рабочего класса; они только не знают, каким путем замок отпирается, как дверь открыть в царство свободы, — и они толкутся возле двери, переминаясь с ноги на ногу, а как ключи повернуть — не догадываются. В этом беда их, а не вина, не преступление, и за это наказывать их нельзя.

Но, товарищи, под флагом анархизма у нас за время революции— это все знают, и это лучше всех знают честные идейные анархисты— скопилось очень много всякого хулиганского воронья, грабителей, ночных рыцарей. Вчера еще он за изнасилование женщины сидел на каторге или за воровство — в тюрьме, или за грабежи был на поселении, а сегодня он говорит: «Я анархист из клуба «Черный Ворон», из клуба «Буря», «Штурм», «Лава» и т. д., и т. д„ — есть, иного названий, много.

Я, товарищи, об ЭТОМ разговаривал с идейными анархистами, и они сами говорят: «К нам много привязалось этого черного воронья, хулиганов, всякой уголовщины».

Что в Москве происходит, вы знаете прекрасно. Анархистами облагаются данью целые улицы пли захватываются здания, помимо Совета Раб. и Кр. Депутатов, помимо рабочих организаций, и бывает так, что советские организации занимают здание, а хулиганы под маской анархистов, врываются в это здание, пулеметы устанавливают, захватывают броневики и даже артиллерию. Во время ареста у них нашли массу награбленных вещей, груды золота. Московские анархисты просто налетчики, громилы, которые компрометируют идейных анархистов. Анархизм — это идейное учение, хотя и ошибочное. А хулиганство есть хулиганство. И мы говорили идейным анархистам: необходимо вам строго размежеваться с громилами, потому что нет большего зла для революции, как если она начнет гнить с какого-либо конца. Вся ткань революции тогда расползется под пальцами. Советский порядок должен быть прочной тканью. Мы власть брали не для того, чтобы грабить, хулиганствовать, разбойничать, пьянствовать, а для того, чтобы ввести общую трудовую дисциплину и честную трудовую жизнь.

Я считаю, что Советская власть поступила совершенно правильно, когда гг. лжеанархистам сказала: «Вы не думайте, что ваше царство настало, вы не думайте, что русский народ и Советское государство есть теперь падаль, на которую может слетаться воронье и расклевывать на части. Если вы хотите вместе с нами жить на трудовых началах, то вместе с нами подчинитесь общей советской дисциплине трудящегося класса, а если вы встанете нам поперек дороги, то не взыщите: мы вам покажем ежовые рукавицы рабочего правительства, Советской власти!»

Если мнимые анархисты, а попросту громилы, попытаются и далее действовать в том же направлении, то вторая расправа будет втрое и вдесятеро сѵровее, чем первая. Говорят, что среди этих хулиганов попалось несколько честных анархистов; если это верно — а, повидимому, это верно относительно нескольких человек,— то это очень прискорбно, и необходимо их немедленно освободить. Необходимо им выразить полное наше сожаление, но и сказать вместе с тем: товарищи-анархисты, чтобы таких неприятностей впредь не было, вы проведите между собою и хулиганами водораздел, твердую черту, чтобы вас не смешали друг с другом, чтобы раз навсегда знать: это — громила, а это — честный идейный человек.

л. т.