Л. Троцкий: Красная Армия в освещении белогвардейца

[13 октября 1919 г., Москва, «Изв. ВЦИК» № 231, Л. Троцкий: Как вооружалась революция (на военной работе). Т. 2. 1919 — 1920 гг. книга первая: тысяча девятьсот девятнадцатый год. Москва 1924, стр. 104-113]

В руки советских властей на восточном фронте попал доклад, пред ставленный бывшим командиром бригады N дивизии Котоминым белогвардейскому колчаковскому начальству, к которому Котомин перебежал. Доклад представляет собой документ исключительной поучительности во многих отношениях.

Котомин, как видно из доклада, человек не глупый, не лишенный наблюдательности и характера. К Советской власти он относится с острой враждой. Принципиальных причин этой вражды Котомин в своем докладе не называет, но в таких принципиальных причинах он и не ощущает потребности. Ненависть у него чисто органическая, классовая, бытовая. Какого происхождения Котомин, мы не знаем, но совершенно ясно, что навыки жизни, приемы мысли буржуазно-дворянской среды пропитали его насквозь. Идеи коммунизма его не интересуют. Он, как ясно по всему, совершенно не ставит перед собой вопроса о- том, осуществим ли коммунизм, станет ли людям лучше, легче жить при коммунистическом строе и прочее. Зато он твердо ощущает и знает, что господство коммунистической партии нанесло великий ущерб тем привилегиям, которыми он и ему подобные жили и питались, и он относится с величайшей ненавистью к коммунистам, и ненависть его тем ожесточеннее, чем сознательнее, бескорыстнее, самоотверженнее данный работник коммунист.

Котомин состоял членом союза национального возрождения³⁶. В Красную Армию он вступил (из доклада не вполне ясно, добровольно или яде по призыву) с тем, чтобы вносить разложение в ряды революционных полков. Впрочем, может быть, Котомин здесь задним числом прикрашивает свое прошлое перед белогвардейским начальством. Для штаба переданной ему бригады Котомин подбирает белогвардейски настроенных офицеров. «Желая сформировать штаб из числа бывших кадровых офицеров, состоящих в оппозиции большевикам, и имея сведения от союза национального возрождения, членом которого я состою, к кому мне обратиться в Туле, я сразу же взял на должность начальника штаба подполковника Нелидова (10-го Ингерманландского полка), который, состоя в тульской секретной организации, командовал батальоном добровольцев». И в дальнейшем Котомин настойчиво подбирал для своего штаба белогвардейцев и снюхивался с ними в выше стоящих штабах.

Антисемитизм.

В подборе нужных ему элементов Котомин с первых шагов сталкивается с комиссарами. В своем докладе Котомин с чрезвычайной тщательностью выделяет комиссаров-евреев и в самой подчеркнутой форме демонстрирует свою к ним ненависть.

Над этим вопросом не бесполезно остановиться в нескольких словах. Евреи-комиссары далеко не составляют такого крупного процента, как это изображают белогвардейские доклады, листки и газеты. Но несомненно все же, что процент этот достаточно значителен. Котомин, подобно многим другим антисемитам, причины значительного числа евреев-комиссаров видит в особенных способностях и дарованиях евреев. Он раза два говорит об их «большой талантливости». На самом деле такая оценка еврейства решительно ничем не вызывается. Факт, что евреи являются населением преимущественно городским и в составе городского населения представляют собой весьма крупную часть. Режим царизма, создавший для еврейства тягчайшие условия существования, толкал не только еврейских рабочих — наряду с русскими рабочими, но и интеллигентски-мещанские элементы еврейства на путь революции. Среди не малочисленных евреев- коммунистов последнего призыва есть не мало таких, коммунизм которых исходит не столько из социального, классового, сколько из национального источника^*. Конечно, это не лучшие коммунисты, и организация Советской власти опирается не на них, а на закаленных в старом подпольи питерских и московских пролетариев.

Антисемитизм есть не только ненависть к еврейству, но и трусость перед еврейством. У трусости глаза велики, и она наделяет врага совершенно неприсущими ему чрезвычайными качествами. Общественно-правовые условия жизни еврейства достаточно объясняют его роль в революционном движении. Решительно, однако, ничем не доказано и не может быть доказано, что еврейство даровитее великороссов или украинцев.

Затруднения для предателей.

«По прибытии бригады в Симбирск 18 апреля — докладывает Котомин — распоряжением штаба фронта начальником штаба был назначен еврей коммунист, окончивший красную академию генерального штаба, очень умный молодой человек 24 лет, окончивший в Лозанне или Цюрихе невропатологический институт. Красный генштабист был для меня элементом сверх-нежелательным, и я принимал все усилия к тому, чтобы от него избавиться. Развитой, умный, работоспособный, нахально-вызывающий, как вообще все евреи, он в конце концов обострил со всеми отношения и к величайшей моей радости я избавился от него в первых числах июня … После ухода В. должность начальника штаба снова занял подполковник Я., который, в силу обстоятельств, не мог перейти совместно со мною, так как его семья зарегистрирована, и его переход, почти с уверенностью можно сказать, повлек бы за собой в отношении ее самые тяжелые репрессии, возможно даже и до расстрела включительно. Надо вообще оговорить, что положение кадрового офицерства, связанного семьями и поступившего в Красную Армию, или добровольно для проведения определенной задачи разложения большевизма, — или мобилизованного, до кошмарности ужасно. Я по поводу перехода имел беседы с моим командиром Н-го полка капитаном Л. и командиром Х-го полка К., начальником штаба подполковником Я., и все они только и мечтают о том времени, когда будут в состоянии встать в ряды одной из добровольческих армий, но в силу своей семейной связанности, таким образом, чтобы переход их носил характер попадания в плен, дабы избавить свои семьи от репрессий».

«До кошмарности ужасно», как видим из слов Котомина положение того офицера, который вступает в Красную Армию с невинной целью: разложить часть или предательски подвести ее под истребительный огонь противника или, покинув ее в минуту опасности, перебежать к белым. Покушаясь предательски на сотни и тысячи красноармейцев, люди, подобные Котомину, с негодованием обличают Советскую власть, которая делает за предателей ответственными их семьи.

Кадровое офицерство и Советская власть.

Как относится кадровое офицерство в оценке Котомина к Советской власти?. «Почти все кадровое офицерство полностью — говорит он, — за редкими исключениями, будучи настолько сознательно и честно, чтобы ясно сознавать верь вред узурпации власти коммунистами-болыпевиками, всей душой рвется из Красной Армии и является их непримиримыми врагами». Однако же эта характеристика, сделанная явно на потребу белому начальству, в дальнейшем опровергается целым рядом фактов и указаний самого Котомина. Правда, Котомин называет ряд командиров, которые перебежали к белым или вели усиленную работу по разложению своих полков, но он же попутно дает и другие примеры. Так, Начдив В., при разговоре с Котоминым, «высказал ту мысль, что если он служит в армии, то считает своим долгом служить честно и закончил указанием на то, что беспартийности он не понимает, так как считает, что вопрос должен разрешаться так: «или с нами, или против нас». Вот командир полка, штабс-капитан Рякин, георгиевский кавалер, 24 лет, человек очень храбрый и решительный, недавно принявший полк, человек безусловно вредный, так как ревностно и рискуя на каждом шагу своей жизнью, несет свою службу.

Так, напр., он с 150 солдатами своего полка при взятии в ночь с 22 на 23 июля дер. Верхтечинское Метлино, не понес совершенно потерь ни убитыми, ни ранеными, взял в плен около 300 чел. 45-го полка, две кухни и пять пулеметов. Полк, хотя в нем и очень много коммунистов, исключительно держится Рякиным». Соседним полком командует капитан Л., который по отзыву Котомина «не может перейти к белым только потому, что связан ответственностью за семью». Далее доклад называет ряд командиров и работников хозяйственной части, которые либо перешли, либо хотели бы перейти на сторону Колчака. Но вот «командир дивизиона капитан Виноградов и его сын, состоящий адъютантом дивизиона, являются людьми безусловно вредными, отдаваясь своему делу со всей энергией». Точно также характеризует Котомин двух командиров артиллерийских взводов, Мухина и Боброва, как людей «безусловно вредных», т.-е. честно и энергично выполняющих свои обязанности.

Есть, наконец, и третий тип офицера, характеризуемый Котоминым, как, напр., бывший штабс-капитан Н., «в военном отношении мало подготовленный и нерешительный, всецело находящийся в руках своих комиссаров и штадива, в отношении которых держит себя крайне заискивающе». Рядом с ним другой такой же тип, бывший поручик, «крайне нерешительный и трусливый, но умеющий ладить с начальством, почему и состоит у такового в фаворе». Не приходится отрицать: есть и такие.

В заключительной части своего доклада, посвященной обобщениям, Котомин снова обращается к кадровому офицерству. «Все оно, — говорит он «за крайне редкими исключениями враждебно относится к Советской власти, но должно быть разбито на несколько групп. Первая — самая незначительная, состоя в различных организациях активно борется с большевизмом, или работая в организациях или добровольно поступив в Красную Армию и всемерно стараясь разложить таковую и подготовить ее к перевороту. Вторая группа — самая многочисленная, забитая и безвольная, лишенная средств и в большей своей части мобилизованная, работает под неослабевающим наблюдением комиссаров и коммунистов довольно исправно, но не принося особой пользы, так как в душе только и мечтает о том, чтобы большевизм был так или иначе изжит. Третью группу составляет офицерство, которое так устало от всего и так мало устойчиво, что готово согласиться на какую-угодно власть только с тем, чтобы их оставили в покое и не мешали бы их личной жизни». Но далее Котомин вносит в высшей степени серьезную поправку к своей собственной характеристике политического настроения кадрового офицерства. «Настроение командного состава частей, прибывших на фронт из тыла» — говорит доклад — «почти у всех без исключения совершенно одинаковое — это желание перейти на сторону белых, чтобы избавиться от кошмара большевистского режима. Единственно удерживающим фактором является вполне основательное беспокойство за свои зарегистрированные у большевиков семьи, почему все с нетерпением ожидают хотя бы небольшого нажима со стороны белых, чтобы переход имел, хотя бы приблизительную форму попадания в плен, дабы гарантировать свои семьи. Настроение же комсостава, в том числе и кадрового офицерства, фронтовиков, — диаметрально противоположно в виду непосредственной общности их интересов, как добровольно ранее вышедших на фронт, с интересами сохранения большевистской власти Советской России».

Таким образом, Котомин довольно резко противопоставляет фронтовое офицерство тем тыловикам, которые в последний период по мобилизациям сняты с разных советских должностей и отправлены в действующие части. Различие, установленное в докладе Котомина, несомненно имеется на лицо. В частях давно действующих на фронте командный состав составлялся в значительной мере из добровольцев, вступивших в Красную Армию в первый период ее формирования. Но и те командиры, которые мобилизованы были год тому назад и более по «офицерским» мобилизациям, успели в большинстве своем тесно связаться с Красной Армией и в большей или меньшей степени пропитаться ее духом. Активные белогвардейские элементы успели за это время сбежать к врагу, и в результате этого та часть командиров из среды старого кадрового офицерства, которая в течение года или более работает в Красной Армии, прошла с ней через неудачи и победы, представляет собой в высшей степени ценный элемент, связанный с армией не только вопросами жалованья и пайка, но и внутренней духовной связью, общими усилиями, общими жертвами. Офицер же, устроившийся на разных спокойных должностях в тылу, упорно и злостно уклонявшийся от мобилизации и все же мобилизованный, является на фронт нередко в ожесточенном настроении и представляет собой для белогвардейцев довольно благоприятный человеческий материал. С такого рода бригадой, сформированной в тылу и укомплектованной мобилизованным офицерством тыла, явился Котомин на восточный фронт. Самое обобщение Котомина насчет безраздельной почти враждебности кадрового офицерства к Советской власти должно быть отнесено, главным образом, к этим потревоженным тыловикам.

Генеральный штаб.

Котомин выделяет офицеров генерального штаба. «Надо полагать», — говорит он, «что значительный процент из них состоит в союзе национального возрождения, но безусловно есть и такие, которые работают за совесть, оказывая огромную услугу большевизму. Хотя и знаю очень многих из офицеров генштаба, работающих в Красной Армии, но отнюдь не могу сказать об истинном характере их работы, что, несомненно, в будущем можно будет точно установить, так как сведения по этому вопросу, самые точные, имеются в национальном центре. В общем, можно сказать, что большинство старших офицеров генштаба пристроилось в тылу, только более молодые или добровольно, или по принуждению состоят на фронте».

Надежда Котомина на то, что удастся произвести точную политическую регистрацию офицеров генштаба при помощи национального центра, сейчас является устаревшей, так как чрезвычайная комиссия произвела не только ч достаточно полную «регистрацию», но и ликвидацию самого национального центра.

Унтер-Офицеры та красные офицеры.

«Следующую категорию комсостава Красной Армии», — пишет Котомин после своей характеристики кадрового офицерства, — «составляет низший командный состав до ротных командиров, а на фронте даже помощников командиров отдельных частей из бывш. унтер-офицеров и даже рядовых. Категорию эту можно разбить на две группы — меньшую, безусловно преданную интересам коммунизма, с которыми она неразрывно связана личными интересами, и большую — преимущественно мобилизованную, почти враждебную большевизму. Обе группы этой категории в военном отношении слабо подготовлены, особой угрозы из себя представлять не могут».

«В числе командного состава всех категорий есть и люди партийные или сочувствующие, особенно на фронте, интересы которых настолько спаяны с интересами большевизма, что их безусловно приходится признать самым опасным элементом в Красной Армии.

«Есть среди командного состава и лица с известным прошлым, часто и уголовным, но они постепенно изгоняются из армии в виду признания, властью их элементом опасным и нетерпимым.

«Что касается так называемых красных офицеров, то вся масса их представляет из себя людей малограмотных, хотя большей частью партийных, но мало устойчивых, со средней военной и общеобразовательной подготовкой, ниже ранее даваемой хорошими полковыми учебными командами».

Разумеется, в этой оценке факты преломляются сквозь призму белогвардейца, перебежавшего в лагерь Колчака. Мы увидим далее, что Котомин сам себя опровергает. Но и здесь есть верные указания. Несомненно, что среди мобилизованных унтер-офицеров попадается известный процент кулацких элементов, которым место в тыловом ополчении, а не на командных должностях. Несомненно также и то, что мобилизованные унтер- офицеры в составе сформированной в тылу части далеко не всегда отличаются необходимой боевой готовностью. Однако, на фронте большинство из них испытывает полное перерождение, выдвигая из своей среды не мало превосходных командиров, стоящих ныне во главе крупнейших соединений, до дивизии и конного корпуса включительно.

Типична для белогвардейского полковника презрительная оценка красных командиров. Несомненно, однако, что подготовка, какую даю,т курсы командного состава, является недостаточной, должна быть во многих отношениях усовершенствована и дополнена в дальнейшем командными курсами более высокого типа. Реформа, улучшение, развитие военно-учебного дела представляет неотложнейшую и важнейшую задачу.

Тыловые и Фронтовые Формирования.

«Между фронтовыми частями» — говорит Котомин — «и частями формировавшимися в тылу, резкая разница. В первых значительное преобладание коммунистов. При общем составе красноармейцев-добровольцев кадрового офицерства в них почти нет, во вторых же большинство солдат мобилизованных, и командный состав преобладающий из кадрового офицерства. Первые более стойкие, вторые легко поддаются деморализации и менее стойки». Здесь затронут очень важный вопрос нашей военной политики, и мимо свидетельства Котомина никак нельзя пройти. Части, созданные или перевоспитанные на фронте, по его отзыву, несравненно устойчивее частей, сформированных в тылу. И это понятно. Что касается свежей красноармейской массы, то она способна сплотиться в боевую единицу только при условии соответственного боевого и политического руководства изо дня в день. В молодых свеже сформированных частях непосредственное значение командного состава несравненно выше, чем в старых обстреленных частях. И в этих последних бывают предатели, но их переход на сторону врага не разлагает части и даже редко причиняет ей сколько-нибудь серьезный ущерб. Другое дело свежие формирования, прибывшие из тыла. Хорошо сплоченная группа субъектов котоминского типа способна на первых же порах разрушить часть почти непоправимо. Тем важнее для новых формирований подбирать испытанный командный состав, хотя бы отчасти из командиров, прошедших через огонь Красной Армии на фронте. Тыловые формирования, постепенно с необходимыми предосторожностями (в частности по отношению к командному составу) вводимые в бой, быстро принимают окраску окружающей их войсковой среды и становятся боеспособными фронтовыми частями.

Комиссары.

Очень интересна та часть доклада, которая непосредственно посвящена работе в армии коммунистической партии и роли ее представителей. «Комиссары» — пишет Котомин — «это лучшие коммунисты, которых надо разбить на несколько категорий. Первая — самая незначительная, по моему мнению, отнюдь не превышает 5%, а может быть, составляющая процент более незначительный — это коммунисты идейные, глубоко верящие в идею социализма, энергичные до пределов человеческой возможности, работники, вкладывающие в свою работу все присущие им знания, энергию и волю, без использования выгод своего положения. Остальные 95%, а может быть, и больше, являются людьми, считающими коммунизм могущим им дать наибольшие выгоды, чем они всемерно пользуются. Здесь есть и рабочие, которые надеются через социализм улучшить свое личное положение, и крестьяне, конечно беднейшие, рассчитывающие за счет более достаточных построить свое благополучие, без затраты труда, и отбросы прочих классов, преимущественно молодежи и неудачников, и, конечно, почти большинство еврейства, мечтающего совершенно не о проведении коммунизма в жизнь, а о захвате мировой гегемонии в свои руки».

«Роль комиссаров в армии огромная. Они поддерживают в солдатских массах классовый антагонизм, в боях лично и через свои коммунистические ячейки, все более и более получающие организацию, двигают части вперед, не спуская глаз, следят за работой командного состава и за их поведением в бою, ведут непрерывную агитацию, пользуясь каждым удобным случаем и всесторонне используя каждый мало-мальски выгодный факт в пользу оттенения преимуществ, даваемых большевистским строем жизни. Что особенно поражает в комиссарах, особенно фронтовых, это их удивительная работоспособность. Объясняется это, конечно, их молодостью, фанатизмом вождей идеалистов — руководителей строгой партийной дисциплины, громадной ответственностью перед старшими комиссарами за всякие упущения, желанием выслужиться и боязнью доносов, так как слежка друг за другом у них самая упорная и беспощадная».

Не будем опять-таки ни на минуту упускать из виду, что доклад написан прожженным белогвардейцем предателем. Он делит комиссаров на две группы: 5% по его мнению — это бескорыстные идейные коммунисты; 95% — люди, заинтересованные в материальных плодах коммунизма. Эта классификация является на самом деле плодом буржуазного тупоумия. Под бескорыстными коммунистами Котомин понимает, очевидно, только выходцев из буржуазной среды, которые добровольно порвали в свое время с родительской семьей, с привилегиями положения и отдали свои силы делу рабочего класса. Что касается коммунистов-пролетариев, то их Котомин расценивает, как людей, которые «надеются через социализм улучшить свое личное положение». Разумеется, целью коммунизма является улучшение положения трудящихся масс, тружеников города и деревни. Коммунизм выгоден рабочему классу — это бесспорно. Но это вовсе не значит, что каждый рабочий-коммунист, сын угнетенного класса, погибающий на баррикаде, или комиссар в бою, сражается ради личных выгод. Бескорыстие его работы и нравственная ценность его героизма нисколько не ниже и не меньше, чем у выходца из буржуазной среды, завоевавшего для себя право бороться в рядах пролетариата.

Корыстные «коммунисты» (т. е. лже-коммунисты) — это те, которые руководствуются непосредственно личным интересом, примазываются к партии, потому что она является правящей, стремятся уклониться от трудных и опасных постов и ведут паразитический образ жизни. Совершенно очевидно, что после всех произведенных чисток число таких элементов никак не 95%. Вряд ли их наберется больше 5%, особенно в действующей армии. В сущности это чувствует и сам Котомин, ибо роль коммунистической партии была бы необъяснима, если бы идейно бескорыстные люди составляли в ней только 5%. Но тут в Котомине говорит ожесточенное классовое нутро, ненависть к пролетариату, оказавшемуся способным выдвинуть из своей среды многие десятки тысяч самоотверженных безыменных героев, стремление наделить своих врагов чертами мещанского своекорыстия, буржуазной жадности, чтобы тем самым оправдать и нравственно приподнять себя самого и свою белогвардейскую среду. Под давлением этой именно психологической потребности Котомин пытается противопоставить комиссаров фронта комиссарам тыла, изображая дело так, как если бы лишь небольшое, способное к самоотвержению меньшинство было целиком выделено на фронт. Это утверждение достаточно разбивается в ходе событий. Каждая новая опасность на фронте порождает прилив коммунистов в ряды действующих частей. На призыв центрального комитета никогда не бывает отказа. Наоборот: местные партийные организации покрывают наряд вдвое или втрое, а места выбывших из партийных рядов пополняются пролетарской молодежью, которая в атмосфере партийной организации скоро получает необходимый революционный закал. Петроград остается в этом отношении образцом.

Взаимоотношения комиссаров, командного состава, красноармейцев.

«Под давлением центра» — гласит доклад — «а также, видимо, в силу сознания того, что без кадрового офицерства коммунистам не обойтись, отношение комиссаров, особенно более сознательных, особенно в последнее время, делается все более и более предупредительным, при чем даже предоставляется видимая свобода оперативных распоряжений. Параллельно с этим одновременно увеличивается тайная слежка, особенно за старшим комсоставом, доходящая до самых пределов. Например, комиссары помещаются с лицами, при которых они состоят, в одной с ними комнате, всюду сопровождают их, окружают их, как и вообще весь комсостав, преданными коммунистами, благодаря чему каждый шаг каждого из лиц комсостава точно известен как комиссарам, так и ячейкам. Одновременно с этим комиссары поддерживают и престиж комсостава, строго наказывая даже и комиссаров низших ступеней за демагогические выступления против комсостава».

«Стараясь быть безусловно популярными между солдатами, комиссары и коммунисты делают со своей стороны все возможное, чтобы привлечь массы на свою сторону: повышенными ставками, предоставлением солдатам всех возможных удобств и льгот, громадной выдержкой они постепенно добиваются того, что солдатские массы как бы привыкают к институту комиссаров и считают его защитником и хранителем интересов их во всех случаях. Бывшее ранее предубеждение против комиссаров и коммунистов у мобилизованных постепенно сглаживается. Объясняется это исключительно тем, что солдаты на фронте поставлены в очень хорошие условия, постоянно наэлектризовываются комиссарами несбыточными обещаниями, и, главное, конечно, отступлением белых, что они объясняют со слов коммунистов силой и правотой последних в настоящей войне».

Даже в белогвардейской окраске перебежчика работа комиссаров и коммунистических ячеек выступает перед нами во всем своем неизмеримом революционно-воспитательном значении. Ту тесную связь, какая создавалась везде между честными представителями командного состава и комиссарами, Котомин пытается изобразить, как искусственную предупредительность со стороны комиссаров. На самом деле тесное сотрудничество в боевой обстановке нередко приводит к глубокой взаимной привязанности. Сколько бывает случаев, когда при переводе командир или комиссар настойчиво ходатайствуют, чтобы их не разлучали. Улучшение взаимоотношений между комиссарами и командирами объясняется не только «давлением центра», сколько самым фактом отбора большого числа испытанных, на опыте проверенных командиров, которыми дорожит не только комиссар, но и каждый подчиненный им красноармеец.

В разных местах своего доклада Котомин говорит о преобладающем враждебном отношении мобилизованных (по преимуществу крестьян), к самому факту мобилизации и к Советской власти. Что политически отсталое крестьянство относится к мобилизации в Красную Армию без того подъема, какой видим у передовых рабочих — это бесспорно, но, перебежав в лагерь Колчака, Котомин сможет наглядно убедиться, как встречают белогвардейскую мобилизацию сибирские крестьяне. Если крестьянин вообще воюет неохотно, то там, где ему приходится выбирать между Советской властью и господством Деникина с Колчаком, крестьянин в подавляющем своем большинстве сознательно берется за советскую винтовку. Перерождение мобилизованных крестьян на фронте не только признается, но и ярко подчеркивается самим Котоминым. «Бывшее ранее! предубеждение против комиссаров и коммунистов у мобилизованных! постепенно сглаживается», — читали мы уже в докладе, — «солдатские массы как бы привыкают к институту комиссаров и считают его защитником и хранителем интересов их во всех случаях». Более яркого признания организующего значения комиссаров и всей вообще революционной воспитательной работы коммунистов в Красной Армии в устах белогвардейца нельзя себе представить.

Мы привели наиболее существенные места из доклада перебежчика. Таких Котоминых, заклятых врагов рабочего класса, не мало. Но враг подмечает нередко то, к чему у нас самих примелькались глаза. Вот почему внимательное знакомство с выводами белогвардейского доклада может принести существенную пользу отвественным работникам Красной Армии.